Петр танцевал. Плечо вверх, нога отходит в сторону. Большие пальцы рук задевают повязку и чуть приспускают её, дразня женское воображение. Мышцы живота развиты как у косаря. Кисти рук двигаются так плавно, словно они без костей.
— Вообще-то я с тобой разговариваю! Не смей от меня отворачиваться! Сядь на место!
Музыка звучала мягко, также мягко и легко перемещалось тренированное тело. Налево, направо, поворот. Казалось, что он сам музыка, это от него идут звуковые волны, плавные, завораживающие.
— Если не сядешь, то я пожалуюсь на тебя менеджеру! Сядь, я сказала!
Наталья раздражалась всё больше и больше. Казалось, что Петр это чувствовал и старался поддразнить ещё, разгорячить её, чтобы она выплеснула весь гнев, всю злость, которая клокотала внутри. Он танцевал, замирал на миг и тут же двигался дальше. Вверх, вниз, влево, вправо. Наталья выплеснула на него содержимое бокала и только тогда он остановился.
— Спасибо, моя Мальвина, ты остудила жар. Как мне отблагодарить тебя? Хочешь, я сделаю небольшой массаж? Для коллеги ничего не жалко.
— Прекрати издеваться! Я сейчас действительно пожалуюсь менеджеру, и ты вылетишь со своего тепленького места.
Петр улыбнулся. Так же мягко, как и танцевал. Такая улыбка бывает у младенца, когда ему снится что-то хорошее.
— А может, ты и права. Я действительно превращаюсь в раба на этом месте. Я совсем недавно крушил челюсти и неплохо зарабатывал, а теперь я живой вибратор. Теперь я существо, которым может помыкать всякая… женщина, которая зарабатывает чуть больше, — Петр сдержался и проглотил то слово, что чуть не сорвалось с губ.
— Да ты… — Наталья задохнулась от ярости.
Рука схватила сумку, оттуда вылетела пятитысячная купюра и удобно устроилась в повязке стриптизера.
— Ни в чем себе не отказывай. Я прекрасно провела время. Прощай, — Наталья кинулась прочь из комнатки.
В затемненном зале было уже довольно много народа. Звучала паршивая музыка. Продажное мясо толкалось среди алчных покупательниц. Наталья отбросила галантно протянутую мужскую руку и поспешила на выход. На счастье официанта Кирилла он ей не попался на пути. Гардеробщик подал шубку, но так и не дождался чаевых, огорченно надул губки. Наталья сдержалась, хотя внутри всё горело. Она выскочила на улицу и вдохнула холодный воздух.
Морозец чуть охладил разгоряченный лоб. Но внутри всё клокотало и просило выхода. Да как он посмел? Да кто он такой? Да она…
И где-то внутри маленький, но ужасно противный голосок пел о том, что он прав, что она тоже проститутка, только более дорогая. Никаким даром это не оправдать — она тоже продает себя за деньги.
