— Он собирается…
— Да, — не дал старик закончить мысль. — Собирается…
Мужчина вынул из кармана, предусмотрительно запакованный в целлофан, коробок спичек, развернул. Как только коричневая серная головка коротко шелестнула — мужчина вспыхнул. Через несколько мгновений на весь город разнесся пронзительный крик боли, больше походящий на звериный, нежели человеческий. Незнакомец стоял секунд пятнадцать, потом упал на колени и, вскоре, в позе эмбриона завалился на бок, притих.
— Бедняга, — посочувствовал Вайнштейн, глядя на охваченное огнём бездвижное тело.
— Почему ты не дал мне его остановить? — с плохо скрываемым презрением, скинул инженер с плеча сухую руку.
— А ты бы смог? — спокойно поинтересовался старик, проигнорировавший все негативные оттенки.
— Не знаю! Но я должен был попытаться! — выпалил Булавин.
— У тебя бы не получилось, — уверил Вайнштейн. — А, даже если бы и получилось — он сделал бы завтра то же самое. Он всегда так делает.
— Всегда? — оторопел Сергей.
— Всегда, — подтвердил старик. — Каждый день, после заката, он приходит сюда, читает молитву, обливает себя бензином и устраивает это представление. Надоел уже…
— Я ничего не понимаю, — признался инженер.
— Немудрено, — развёл руками Вайнштейн. — Кто их поймёт, глубоко верующих.
— При чём здесь вера?
— Ты слышал про Чистилище? Это у католиков есть такое…
— Слышал, слышал! — не дал Сергей договорить ему. — И при чём тут…
— А притом! — перебил, в свою очередь, сосед. — Он верит, что попал в Чистилище. А, там же огонь вместо мочалки да мыла, правильно? Ну и плюс боль да страдания… Вот он и страдает. Хочет душу очистить…
— И как, получается? — задал идиотский вопрос Булавин.
— Ты — дебил, Серёжа? — скорее констатировал, нежели вопрошал Вайнштейн. — Он уже второй год сжигает себя заживо. Наутро очухивается здесь же, невредимый. Идёт на другой конец города за бензином и обратно, и то же самое. Это не очищение. Это идиотизм!
— А может он прав? Может это один из выходов?
— Можешь проверить, если уж так неймётся! — проскрипел Вайнштейн. — Только учти — он псих, один из тех, о которых мы говорили. У него свой мир в этом мире. Каков его личный мирок изнутри — я не знаю. Но, одно я могу сказать тебе точно — боль в нём самая настоящая.
— А здесь есть боль? — удивился Сергей, вспоминая как не почувствовал ножа в своём теле.
— Если ты веришь в неё всей своей душой, — заявил старик, — она появится, даже здесь! Так что с верой — будь осторожнее…
