— «Паразит»… — перекривила его Вера Кузминишна. — Мог бы с ним пойти вчера! Проводить, там, поговорить по-отцовски…
— Вера! — воззрился на неё глава семейства и женщина смолкла.
Владимир Иванович терпел нападки и замечания сварливой супруги, но только до поры до времени. У него была своеобразная, трансформирующаяся от случая к случаю, энергетика. Он мог создавать впечатление рохли и тюфяка, и тогда жена наслаждалась дозволенным ей «мозгоедством». Но когда Булавин-старший, действительно, считал неуместными любые посягательства на его достоинство и главенство в доме — становился холодным и твёрдым, как сталь. И вот тогда супруга превращалась в кроткую, покорную женщину. Владимир Иванович ни разу не поднимал руки на свою избранницу. Но ей хватало одного ледяного взгляда, чтобы понять — в данный момент лучше оставить все мысли и придирки при себе.
— А я знаю, где дядя! — вдруг разрядил напряженную обстановку Витюша, сидевший меж бабушкой и дедушкой, и сосредоточенно жевавший гречневую кашу с сосиской.
— Где? — хором набросились на него старики.
— Во дворе, у мангала, — спокойно ответил ребёнок и деловито отправил в рот очередную ложку не в меру разваренной крупы.
— Ну, что ты фантазируешь? — осудительно вопросила вошедшая в комнату Оксана. — Давай, доедай, и компот, вот, пей!
Она поставила на стол стакан с рубиновым напитком и, убедившись, что в тарелке осталось всего на пару ложек, жестами показала сыну, мол, «поторапливайся». Ребенок лихо зачерпнул кашу ещё дважды и протянул матери пустую тарелку.
— А он, правда, во дворе был! — изрёк ребенок с набитым ртом.
— Ага, — покачала головой Оксана. — Ешь молча! Брехло мелкое…
— Правда! — пискнул пацан, и поперхнулся.
— Ох, горе ты луковое! — крякнул дед и принялся хлопать ребенка по спине, пока тот не прокашлялся.
— Вот! Видишь? — прикрикнула мать. — А если бы задохнулся? Сколько раз говорила — не разговаривай с набитым ртом! Весь в отца…
— Хм… Только вот, в какого? — прошептал Владимир Иванович себе в усы, когда слова уже не могли угнаться за скрывшейся на кухне женщиной.
* * *
— У меня в голове не укладывается, — признался Сергей. — Как так-то — умер. Я же здесь! Я же живой!
— Да, здесь. Но, живой ли? — прищурился Вайнштейн, потом схватил нож и, с быстротой несвойственной старику, вонзил Булавину в плечо. — Что есть жизнь? Ты никогда об этом не задумывался?
Он вынул из плоти собеседника нож и положил обратно на стол. Сергей, наверное, должен был упасть без чувств, хотя бы от шока. Однако, лишь на секунду ощутил испуг. Потом вновь воцарился эмоциональный штиль. Он пощупал руку — раны не было, только надрез на рубашке.
