Я покивал.
— Среди обывателей московских смертных случаев много было?
— От наших рук с пяток самых непонятливых пулю или саблю выпросили. А вот разбойнички подушегубствовали изрядно. Я, каюсь, не сразу стал порядок наводить. Пока кордоны наладил, да неприятность эта с Павлом, — Мясников поморщился и продолжил: — Так что дня два три в городе буза была с убийствами да поджогами. Я, конечно, это дело в итоге пресек. Всех, кого мог, похватал, но покойников уже не поднимешь. Я даже списочек составил. Поминальные службы заказывать буду.
Я требовательно протянул руку:
— Дай. Весь этот грех на мне. Я в ответе.
Сотрапезники с уважением посмотрели на меня и проводили взглядом листок бумаги, который я упрятал в карман.
— Ну и как же так получилось, что вы Павла-то застрелили? — задал я наконец главный вопрос вечера.
Мясников тяжело вздохнул и ответил:
— Ну дык откуда нам было знать, что он вообще в Москве. Я думал, что он в Питере под юбкой у мамки. А он тут оказался. Да не в кремлевском дворце, там бы мы его сразу нашли, а в доме князя Голицына, что на Волхонке. Там же, как потом выяснилось, спрятался и обер-полицмейстер Москвы полковник Архаров. За день часть его людишек к нему стеклись. А на ночь глядя они и решили из города вырваться. Через Дорогомиловский мост перебрались на правый берег, да не на заставу пошли, ту, что на Можайск ведет, а вниз по течению, к тому месту, где Камер-Коллежский вал в реку упирается. Это напротив Новодевичьего монастыря. Там вал рекой размыт и по кромке может даже телега проехать. А у них с собой возок был, в котором жинка Павла ехала.
Я покачал головой. Ещё и «невестка» нарисовалась. Надеюсь, хоть её не укокошили. Мясников, хлебнув из бокала, продолжил:
— Вырвались-то они удачно. Архаровцы хорошо знают город и окрестности. Но с каретой им по оврагам да буеракам было не проехать, и пришлось на можайскую дорогу выворачивать. Про вторую линию кордонов они не знали, и у села Сетунь беглецы и нарвались на эскадрон Гурьевского полка, что под рукой Речкина Степан Леонтьевича ходит. Те, конечно, остановили беглецов, потребовали сложить оружие и сдаться. Тут Павел Петрович стал требовать, чтобы его пропустили, да ещё и вашим именем. Бумагу какую-то показывал. Казаки, было дело, смутились, но хорунжий все едино потребовал задержаться в селе до моего личного разрешения. Тут-то со стороны архаровцев кто-то и выстрелил. Хорунжего убило наповал. А поскольку все были на взводе, то тут же началась стрельба. Когда все кончилось, Павел лежал уже мертвый. Пуля вошла в висок. Вот так все было.
