Черновик человека | страница 99
Думаю, что после всего сказанного мало у кого остались сомнения в том, что фигура поэта, сидящего перед вами, – фигура в высшей степени противоречивая, фигура центральная в истории советской культуры, горячо любимая и столь же горячо ненавидимая. Я благодарен судьбе и Георгию Левченко за этот шанс повстречаться и услышать его замечательную поэзию сегодня вечером в нашем городе. Господа, позвольте представить вам: Георгий Левченко!
Света ощупывает в сумочке пистолет. Вынуть его, быстро взвести курок и выстрелить. Нет, вынуть его, быстро встать, взвести курок и выстрелить. Когда Левченко начнет читать. Когда весь расчитается, раскраснеется, войдет в раж – не раньше.
Георгий Иванович, в красной рубашке, в зеленом галстуке, читал нараспев, и переводчица читала, поднимая и опуская в такт стихам мохнатые брови, и по-английски его стихи звучали не совсем так, как хотелось бы, но по-русски они звучали именно так, как должны были, они плавно и быстро лились, как драгоценное зерно, из закромов родной речи, поток зерна ширился, заполнял собой всю его жизнь, все отеческое пространство, которое он когда-то обходил, объездил на велосипеде, на попутке, на своих «Жигулях», на поездах дальнего следования, облетал на самолетах, всю поверхность земного шара, где любил виски и революцию, площади, поля, пляжи, леса, пустыни, и пусть на моем могильном камне напишут только два слова: он любил.
Вырастали из прошлого слова, вонзались в сердце незабываемым звуком: сизоватый, скворешня, мглистый, ил, бревно, кузов, хомут, костяника, парусиновый, зыбкий, разбередить, мазутный, вакса, тайга. Он был бы готов умереть сейчас, на сцене, лишь бы эти слова остались: зыбкий, разбередить, тайга.
Я влюблен в круговерти / жарких слез и побед. / Почему же бессмертен / друг мой, выбравший «нет»? Давний соперник становился другом, Георгий Иванович больше не завидует ему, пусть он берет себе прямые проспекты и каменных дев, подпирающих здания, у Левченко останется трава, земляника, ландыш, крапива, ольха, корова с глазами богини, пастух с глазами поэта, небо, в чей единственный, сияющий глаз никто, кроме Левченко, не решался посмотреть, река по имени Шепот, гудение пилы, стук тарелок, когда соседка их ставит на стол и зовет обедать.