Когда они стояли на балконе – и руки почти соприкасались, – вот, значит, почему он не погладил ей руку. И когда вино пили на кухне, он ее не поцеловал, хотя момент был подходящий, Лилии дома не было. Света подумала тогда, что это он от робости, но, оказывается, не в робости было дело. Просто не хотел ни трогать ее, ни целовать. Это только в ее фантазии он рядом с ней трепетал.
А когда по пляжу гуляли, когда она принялась невесть зачем рассказывать ему об отце, он ведь тоже только из вежливости слушал. Чтобы она потом послушала его стишата. Ведь так поступают друзья, правда ведь. Слушают, когда тебе хочется поговорить. Когда хочется поделиться чем-то, что наболело, что сочинили – делятся. Еще спросил, где кабинка туалета. Может, он и сказал что-то про Вики, а Света прослушала. Может, сама виновата. Какая ты, Света, невнимательная, когда-то говорила Ба, жизнь пройдет, пока мечтаешь.
Очень часто в ее жизни получалось именно так. По всем намекам и признакам должно было выйти одно. А подсовывалось, как гнилой товар, совсем другое. Если бы только она была повнимательнее, можно было бы вовремя догадаться, пресечь. В детстве все обещало славу, но были же наверняка маленькие такие значочки, похохатывания, по которым должна была понять… Как все в классе морщились, когда учительница просила ее читать стихи на утреннике. Она тогда думала – завидуют. А может, они оттого морщились, что стихи ее были нехороши, и это всем было ясно, кроме тех, у которых в ее славе был свой интерес (приятно быть классной руководительницей у знаменитого ребенка, мамой гения, автором передачи про дитя, которое стихи сочиняет). Но и телевизионщики просили ее попроще читать, «не надо так пафосно, Света», словно хотели принизить ее значение для советской поэзии, а она тогда только усмехалась. И потом Рустам Алиевич хотел уехать с вечера, «убийство невинного ребенка», а она не понимала, какое еще убийство, какой еще невинный ребенок. Разве не видите, товарищи поэты-песенники-прозаики-очеркисты, вместе с вами выступает Света Лукина, надежда и гордость российской словесности.
А позже бесики защелкали фотоаппаратом, поставили ее в жалкие позы на глянцевых страницах, вытолкнули на сцену, наобещали Голливуд, кинули в объятия проходимца вдвое ее старше, который обещал сделать из нее звезду (а ведь должна была догадаться, что поддельный – по стоптанным ботинкам и по выбитому зубу, – но не догадалась). Давно пора бы замолчать и залечь на дно, а она все тыкается в стены, как слепая рыба в подводной пещере. Что ты, рыба, нюни распустила, ничего у тебя не получится, вымрешь скоро. Не понимаешь разве: у тебя зенки не шуруют. А у нас выживает сильнейший.
