Черновик человека | страница 71
Тебя только это интересует, буду ли я деньги приносить. Буду-буду, не волнуйся. Выживем. За мой счет, понятно, выживем. Где наша не пропадала, да. Ты с каких лет на моем горбу живешь? С тех пор, когда мне девять лет исполнилось?
Ты о чем это вдруг, Света? Это тебе обида в голову ударила. Не моя вина, что тебя уволили. Ты меня прошлым, знаешь, это, не попрекай. Я для тебя все, что могла, сделала. Другие матери и сотой доли того не сделают, что я для тебя сделала. Ты известная была только благодаря мне. А теперь ты выросла, сама себе госпожа. Я тобой больше руководить не могу. Вот все несчастья на тебя и посыпались.
Мать и дочь сидят на кухне, вперив друг в друга взгляд, пальцы скрючены на столе, шеи вытянуты, точь-в-точь два коршуна, вот-вот бросятся друг на друга и полетят перья. Дверь скрипит, входит жилец, будет свидетель сражения, для этого он у них и живет, ведь надо же взывать к кому-нибудь, кто-то же должен их рассудить.
Здравствуйте, Эрик! Как приятно вас видеть! А со мной тут дочь скандалит. Вот вы, наверное, со своими родителями так не поступаете. Это только моя свою мать во всех смертных грехах обвиняет. Я вам рассказывала, какая моя дочь в детстве известная была? Поэтесса? Да это только потому было, что я ею руководила. А когда она от рук отбилась, все закончилось!
Да уж, мамочка, это точно, что я из-за тебя стихи писала! Знаешь, Эрик, как все началось? Как-то раз шли мы по пляжу, мама, я и приезжий какой-то, который перед ней соловьем разливался. Поэт, понимаешь. Все эти мужчины, которые в отпуск приезжали, особенно если жен рядом не было, все они за ней бегали. А ей это очень нравилось.
Что ты болтаешь, Света, кто это за мной бегал? Что ты придумываешь? Не слушайте ее, Эрик, у нее в голове все мешается! Ты чего-то нанюхалась, что ли, в своем ресторане? А знаете, Эрик, что ее с работы выгнали? И поделом, я вам скажу, поделом. Даже на такую работу, поганенькую, скажу вам честно, даже на такую поганенькую работу найдутся девушки поинтеллигентнее.
Мне, Эрик, пять лет было. Плелась я за ними, поэта слушала. И так мне надоело, что они меня совсем не замечают. Поэт этот патлатый все завывал и завывал. Я к морю побежала. Думаю: пойду в воду глубже и глубже, пусть меня волны утащат, а маме потом жалко станет! Но забоялась и вернулась. А они и не заметили, что я к воде бегала, потому что целовались. И я вдруг поняла, Эрик, что секрет, он как раз в этом: что надо вот так суметь, соловьем. Соловьем перед ней разлиться и затмить словами все, что вокруг происходит. Желательно в рифму, Эрик, и тогда она только со мной захочет гулять. И если этот мужчина приезжий слова придумать может, то я их и подавно придумаю, и лучше даже, намного лучше и намного больше. Потому что, слышишь, я намного больше хотела, чтобы мать меня любила и только меня слушала. Все, все я сочиняла, только чтобы ты меня полюбила. Чтобы ты меня за руку держала.