Черновик человека | страница 101



Спасибо, мистер Левченко, еще один вопрос: а правда, что вы с ним враждовали? Нет, вы меня путаете с Евгением Евтушенко.

Если бы вы не стали поэтом, кем бы вы стали? Я с детства знал, что стану пиратом. И стал им. Граблю все, что вижу, и пускаю в стихи (аплодисменты). А когда начались полеты в космос, продолжает Георгий Иванович, мечтал – много лет мечтал – хоть бы на один денечек подняться на ракете и взглянуть оттуда на наш голубой шарик, который люблю превыше всего.

В чем, по-вашему, причина плохих отношений между США и Россией? В человеческой глупости и с той, и с другой стороны.

Что вы посоветовали бы американской молодежи? Жить, любить, никого не бояться. И держаться подальше от мертвечины: денег, чинов и расчетливых глаз.


Высший класс, говорит Эрик, ради таких вечеров стоит жить, пойдем встанем в очередь, где он книжки подписывает. Я попробую ему всучить мои стишата. Хотя, может, лучше не показывать. Куда уж мне, чтобы такой гений меня читал. Не знаю. Свет, а где же твой букет-то? Ах да, мы его в машине забыли. Вот растяпы мы с тобой. Да, Эрик, слушай, забыли. Дай мне ключи, я пойду его принесу, пока ты в очереди стоишь. Спасибо, Света, ничего, если я здесь постою? Боюсь упустить момент. Конечно, стой, я только на стоянку схожу и сразу вернусь, заодно подышу свежим воздухом, сейчас, я быстро.


Свежим воздухом, ха. Света щелкает зажигалкой и затягивается. Так и не пристрелила его. Может, еще не поздно, подойти туда, где он книги подписывает, дождаться своей очереди и прямо лицом к лицу – бах. Да что это она выдумывает, кишка у неё была тонка с самого начала, я вся такая из себя мстительница за мою загубленную жизнь, ха, просидела весь вечер, как мышка, и сейчас к нему пойдет с цветочками.

Все было как в детстве: полные залы, прожектора, трепещущие лица, хлопки и крики восторга, только ее в этот раз не было на сцене, а столько раз, еще ребенком, она на сцене была. Ее привозили на черной «Волге», при входе журналисты уже осаждали, а она шла как королева, гордо откидывая челку. Левченко встречал ее, как, наверное, премьер-министры встречают королев, вел ее под руку в закулисные пространства, где их окружали поэты и прозаики, и она воображала, что он в нее влюблен и не может признаться. И вошел туда ветхонький старичок (как потом оказалось, известный писатель), увидел ее и говорит: я уезжаю. А Левченко ему: да как же так, Рустам Алиевич, неужели это из-за девочки, да вы только послушайте, вы сразу поймете: у нее прекрасные стихи. А тот в ответ: не хочу участвовать в убийстве невинного ребенка. Повернулся и ушел. Света тогда решила, что он позавидовал ее ранней славе – ведь он такой был дряхленький, в чем только душа держалась.