Она ждала, потом перестала.
– Да? – голос был взволнованный, виноватый.
Ральф был умнее, чем его брат. Возможно, просто смелее. Не прятался ни за горничных, ни за Джесс.
– Она в больнице. Устроила голодовку. Лежит под капельницей, не ест и не пьет.
– Зачем ты забрал ее у Филиппа?!
– Затем, – сразу завелся Ральф, видимо, этот вопрос задевал его за живое. – Она не кукла для секса, мать вашу! Вот зачем!
– Ты, значит, теперь решаешь? Решаешь, где Ви живет и с кем она будет спать?
– Ты отдал ее много лет назад. Мне. Значит, я решаю.
Фредерик рассмеялся.
Горько, но рассмеялся.
Узнав, что Верена крутит шашни с Филиппом, он почти успокоился. Оторвала наследника. Неплохой бросок. Когда он узнал, что дочь отослали к Ральфу, спокойствие смыло взрывной волной: Ральф был другим. Фредерику он никогда особо не нравился. То ли из ревности: Ральф нравился всем женщинам в его доме, начиная от матери и заканчивая Гретой. То ли из неприязни: своего сына Себастьян пристроил за его счет. А когда речь зашла о его дочурке, заговорил о чести Семьи.
Ты отдал ее много лет назад. Мне. Значит, я решаю.
Смотрите-ка!
– Ты уже решил, как долго она протянет на капельницах? – спросил Фред прямо.
И Ральф замешкался.
– Я советовался со своим терапевтом. Она сочла это обычной детской игрой во власть. Мы уходили из дома, мы специально покупали много еды, чтобы она могла спуститься и незаметно что-нибудь взять. И она в самом деле что-то брала. Но она ничего не ела. И не пила.
– Ты спишь с ней?
– Нет! – яростно выдохнул Ральф в трубку. – Я не педофил.
– Да что ты? – холодно спросил Фредерик. – А кто педофил? Я?
Ральф прокашлялся. Наконец-то удалось выдернуть ковер из-под этого щенка.
– Я имел в виду Филиппа, – промямлил он.
– А я – твою дуру-терапевта.
– Она не дура! – возразил Ральф. – Она одна из умнейших женщин, которых я знаю.
– На твоем месте, я бы расширил свой круг знакомств.
Ральф громко выдохнул; теперь уже не такой уверенный и Фредерик мысленно рассмеялся. Как быстро они ломаются, эти несгибаемые молодчики. Стоит только дать им под дых и сделать подножку, они летят наземь. И там лежат.
– Твоя любовница либо дура, каких на свете немного, либо намеренно пыталась убить мою дочь, – припечатал он. – Моя карьера мне не так дорога, с семьей я давно оборвал все связи. Что скажешь, если мы трое увидимся? Ты, я, твоя корова? Что скажешь, Ральф?.. Молчишь?… Я с тебя шкуру сдеру, мудак ты самоуверенный. Натру металлическими опилками и надену снова! Ты, может, думаешь, будто ты автономен, но не забывай, кто сделал тебя таким. Я, Ральф. Тебя сделал я, и я же порву тебя, если мне придется.
