*
Дружба двух людей, зародившаяся в долгом совместном пути, крепла день ото дня. Авиафар продолжал вести Франсуа по новым тропинкам, держа его за руку. Ведь толкования Библии так же извилисты, как пересохшие русла рек. И тоже на первый взгляд никуда не ведут. Понять споры мудрецов порой столь же непросто, как искать следы газели на каменистом берегу, их вопросы колючи, как иглы кактуса. Сладкий плод мудрости невозможно сорвать, не оцарапав до крови ладони, не погрузив руки в самую гущу ветвей. Извилистые ущелья были Вийону непривычны. Его отчизна — зеленые луга Пикардии, холмы Турени, где на горизонте всегда виднеется колокольня, а придорожные распятия и статуи несут успокоение сбившемуся с дороги путнику. Он забавлял Авиафара, открывая ему тайны других мудрецов — торговцев, браконьеров, охотников на диких голубей, которым тоже было что сказать.
Сейчас Авиафар и Франсуа трудились над текстом Луки, стирая подошвы сандалий, меряя шагами берег, покрытый мелким галечником, чувствуя странное единение и сплоченность. Ведь оба они, иудей и «идолопоклонник», ждали от Бога не только сострадания и милосердия, но и ответа. Тем не менее Вийон не переставал удивляться выбору молодого талмудиста.
*
Лука говорил о женщине больше, чем другие апостолы. Будучи врачом, он смотрел на нее пристальнее своих современников. Хотя Лука никоим образом не сомневался в непорочности Марии, для него это было не так уж и важно. Величие Матери Христа в его представлении заключалось не в чудесном рождении Иисуса, а в том, что Она была советчицей и вдохновительницей. «Мария сохраняла все слова сии, слагая в сердце Своем».
А эти слова — не что иное, как сомнения и вопросы, непозволительные для приверженцев строгих догм. С помощью дерзких комментариев к текстам Луки, которые Вийон напишет собственным пером, братство хотело побудить к действиям тех, кто в Англии, Праге или Пфальце пытался реформировать Церковь. В чешских гуситах, в оксфордских прелатах Иерусалим видел союзников куда более верных и надежных, чем ученые-гуманисты. Их доктрина не расходилась с заповедями Моисея. Но этих ревностных христиан инквизиция подвергала таким же преследованиям и гонениям, как и иудеев.
Братство могло бы обратиться к одному из своих ученых и произвести на свет какую-нибудь правдоподобную фальшивку. Но глава братства полагал, что только истинный христианин, пострадавший от власти священников, сумеет найти нужные слова, разговаривая с людьми, которые сегодня борются с папской тиранией. Он долго искал подходящего человека среди строптивых монахов, священников-раскольников, всевозможных мистиков, но ему не могло прийти в голову, что такого человека епископ Парижский поднесет ему на блюде. Причем с молчаливого согласия короля Франции.
