*
Какой-то человек в надвинутом на уши шерстяном берете пробирался по улице среди прилавков, погрузившись в свои мысли, не обращая внимания на крупные капли, стекавшие с длинного плаща, шлепая по грязным лужам и натыкаясь на каменные тумбы. В рассеянности он миновал место, куда, собственно, направлялся, с удивленным видом остановился в конце улицы и, пожав плечами, повернул обратно. Его окликнул торговец, стоявший на пороге своей лавки.
— Мессир Фичино! Мессир Фичино! Это здесь!
— Да, да, знаю.
Марсилио Фичино был давним другом Федерико. У них был общий хозяин и наставник — Козимо Медичи. Оба они, каждый по-своему, продолжали его дело. Один находил редкие рукописи, другой их переводил и делал комментарии на латыни. Когда папская цензура запретила издание произведений Фичино, Федерико стал публиковать их тайком, в Лионе или Франкфурте. Братство очень рассчитывало на их долгосрочное сотрудничество. Было понятно, что один Федерико со своей лавкой не сможет изменить мышление властителей этого мира. Но основанная Медичи Академия, которой руководил Фичино, пользовалась всеобщим признанием и имела все шансы на победу. Она была знаменита в Париже, Льеже и Амстердаме и авторитетна не менее Сорбонны. Однако в отличие от университетов она была оплотом дворянства, а не духовенства. Благодаря ей властители могли противостоять кардиналам, не компрометируя себя. Если их круг чтения не нравился Церкви, чья это была вина? Марсилио Фичино.
*
Торговец помог мессиру Фичино снять промокшую накидку и провел его в лавку. Клиенты суетливо передвигались среди полок, стремясь захватить какой-нибудь редкий том прежде других посетителей. Самые богатые из них во что бы то ни стало хотели первыми завладеть новинкой, желательно со вкусом переплетенной, большого формата, с корешком, украшенным видным издалека названием. Это было необходимо, чтобы добиться восхищения какого-нибудь знатного гостя еще до того, как тот откроет драгоценный экземпляр, или чтобы он его не открывал вовсе.
Федерико ходил от одного к другому, помогая советами каждому покупателю. Качество манускрипта он оценивал с первого взгляда, точно так же ему было достаточно рукопожатия или выражения лица, чтобы составить мнение о жертве, понять ее вкусы, определить, что лучше продать: медицинский трактат или псалтырь. Почти оттолкнув двух разодетых виноторговцев в чересчур широких шляпах, он направился к неприметному человеку, одетому во все серое, склонившемуся над столом. Это был постоянный посетитель, точно знавший, что ему нужно. И большой скряга. Сначала Федерико покажет ему книги, которые его вряд ли заинтересуют, и при этом запросит непомерную цену, так что торг оборвется, даже не начавшись. Затем, когда раздосадованный скаред направится к выходу, расстроенный оттого, что приходится уходить ни с чем, Федерико внезапно вспомнит об одной рукописи из последней партии, трактате о Евклидовой геометрии — предмете интересов покупателя. Да и цена покажется вполне разумной, особенно по сравнению с той, что продавец запрашивал за предыдущие, малоинтересные для клиента сочинения. Федерико назначит ее в зависимости от того, на какую скидку тот рассчитывает. Он не станет изображать безутешного торговца, вынужденного расстаться с самой ценной вещью или взятого за горло кредиторами и решившего принять предложение, которое при других обстоятельствах решительно бы отверг. Флорентинец будет держаться твердо и позволит себе лишь легкую презрительную усмешку в адрес того, кто не настолько сведущ и опытен, чтобы по достоинству оценить столь редкое сочинение.
