Такой ее видели люди? Холодной, отстраненной? Ох, она знала, что ее считали слишком серьезной, но чтобы вот так…Фу, фу, фу.
— Почему же тогда я не веду себя как ты?
— Может, ведешь.
— Что ты имеешь в виду?
— Я не знаю. Ты скажи.
Она вздернула подбородок.
— Хочешь сказать, что я хожу растерянная, выпадаю из разговоров, отвлекаюсь на все подряд и ревную к каждому столбу?
Так, стоп.
А ведь так оно и есть. Она широко распахнула глаза от внезапного осознания. Она реально так себя вела.
— Таким ты меня видела? — спросил он, повторяя ее мысли. Он угрожающе сделал шаг к ней, затем второй.
Она медленно попятилась, пытаясь скрыть свою трусость… и страсть. Она уже не трепетала, а тряслась. Ее жажда его прикосновений затмевала все остальное, она хотела этого до боли.
Он все еще на нее надвигался, а она все еще отступала, пока не ударилась спиной о толстый ствол дерева. Может, она и желала его, но не знала этого Эйдена, не знала, как он отреагирует на все то, что она сделала и сказала.
Однако, если теория Элайджи верна, она могла догадаться. Если Эйден ведет себя, как она, он попытается сопротивляться, но не устоит. Как ей никогда не удавалось устоять перед ним. Он попытается разлюбить ее, держаться подальше, но и это у него не получится.
Наконец-то, благословение среди сплошного проклятия.
Когда она впервые его встретила, она следовала приказам отца. Найти его, допросить и убить. С первой задачей она справилась. Со второй… можно сказать, что тоже. Хотя ее отец ожидал вопли от боли в передышках между ответами на вопросы, она вместо этого купалась с Эйденом, играла с ним. Целовала его.
Она говорила себе, что он ей не нравился — не мог нравиться. Он был просто едой, да и только. Она говорила себе оставаться отстраненной от ситуации, делать то, что должна. Эйден вызвал представителей ее расы в Оклахому, от него веяло силой, которую никто из них не мог понять, но все были во власти ее притяжения, их внутренние звери жаждали ее и буквально боготворили, а он мог нанести серьезный урон всему их виду. Убить его было бы милосердием к ее народу.
Его убийство, тем не менее, Виктория никогда не рассматривала. Она была заинтригована им, находила общее между ними. Он был аутсайдером для своей собственной расы, непонятым, нежеланным. Она не была изгоем, но как принцесса всегда была в стороне от всех остальных. Еще хуже было от того, что она всегда оставалась разочарованием для своего отца. Не воительница, как ее сестра Лорен, и не летающее стихийное бедствие, как Стефани.
