Из дверей ближайшего домика показался снайпер и, рысцой подбежав к капитану, тихо произнёс:
— Мы тут не одни, товарищ капитан. И… — после чего замолчал.
— Что и? Договаривай! — Савушкин внимательно посмотрел на Некрасова.
— Наш тут… в смысле — русский. — И Некрасов виновато развёл руками, как будто в том, что на метеостанции оказался их соотечественник — было его личной виной.
Час от часу не легче… Капитан решительно двинулся к домику, из которого выскочил снайпер. Посмотрим, что это за русский.
На крыльцо, над которым горел слабосильный фонарь, вышел лейтенант в сопровождении пожилого, седовласого и седобородого мужчины лет шестидесяти, одетого в некое подобие форменной тужурки, изрядно обветшавшей, когда-то синей, но теперь больше серо-вылинявшей, с потускневшими, когда-то, очевидно, блестящими медными пуговицами.
— Знакомьтесь, герр гауптман, приват-доцент Энгельгард, Антон Иннокентьевич, единственный служащий этой метеостанции. — Отрекомендовал своего спутника Котёночкин. Тот, угрюмо глядя на капитана исподлобья, добавил:
— Служил в петербургском университете, по кафедре географии. С ноября четырнадцатого — на фронте. Россию покинул в ноябре двадцатого, вместе с генералом Войцеховским. Последнее звание — штабс-капитан.
Савушкин помолчал. Вот только беглого беляка им не хватало до полного комплекта…
— Лейтенант, отойдёмте. — бросил он своему заместителю. И, отойдя вместе с ним на десяток шагов — вполголоса продолжил: — Володя, какого чёрта?
Котёночкин лишь развёл руками.
— Лёш, да я пытался, сразу с ним по-немецки заговорил — так он меня на второй фразе расшифровал. С таким сарказмом мне по-русски и говорит — дескать, давайте уже на родном, я, мол, любительских спектаклей в своей жизни насмотрелся… Ну я и растерялся….
Вот дьявол! Растерялся он… И куда теперь этого приват-доцента, бывшего колчаковского — Войцеховский вроде ж в Сибири, у Колчака воевал? — офицера белой армии, девать? В штаб Духонина, как говорили в гражданскую?
— Ты вообще понимаешь, что мы должны будем с ним теперь сделать?
Лейтенант горячо замахал головой.
— Да зачем? Что он может о нас рассказать? Пять русских на «хорьхе», в чехословацкой военной форме? И что? Может, мы власовцы, да и у Тодта кого только нет… Да к тому же, пока немцы сюда доберутся — мы уже дома будем чаи распивать!
Савушкин тяжело вздохнул.
— Молодой ты, Володя….
Лейтенант насупился.
— Молодой — то бишь, глупый, вы имеете в виду, товарищ капитан?
