— Вера Антоновна, а что за сумка, оставленная сыном?
Хозяйка дома пожала плечами.
— Обычная офицерская полевая сумка, как и в ту войну…
— А можно посмотреть бумаги, которые в ней находятся?
Вера Антоновна, поджав губы, смерила Савушкина холодным взглядом.
— Молодой человек, я ещё не решила, буду ли я вам помогать… Мне надо подумать.
Савушкин развёл руками.
— Полноте, Вера Антоновна, до церемоний ли сейчас? К чему всё это? Я ведь вас не государя императора склоняю выдать, не тайны двора или личные письма Хорти прошу посмотреть — а документы, которые, вполне вероятно, сохранят тысячи жизней! И это не гипербола, а констатация факта. Тысячи! Очень может быть, и жизнь вашего сына… Просто посмотреть. И немедленно вернуть обратно.
Хозяйка дома оглядела своих гостей долгим пристальным взглядом, вздохнула и промолвила:
— Пока что я могу угостить вас кофе. Вы ведь пьёте кофе?
Савушкин кивнул.
— Безусловно и с удовольствием.
— Тогда я сварю вам по чашечке. Прислуга сегодня выходная, так что я сама всё сделаю. Не скучайте… — И с этими словами хозяйка дома, грациозно покинув кресло, исчезла за одной из пяти дверей, выходящих в гостиную. Лейтенант тревожно спросил:
— Товарищ капитан, а она в мадьярское гестапо не позвонит?
Савушкин покачал головой.
— Не думаю. Не тот человек… Такая гораздо вероятнее кофе в лицо выплеснет, но доносить за спиной не станет.
— А генерал-квартирмейстер — это что за чин?
— А это то, что нам надо — отвечает за размещение войск, снабжение частей, определяет дислокацию и зоны ответственности… — Савушкин, улыбнувшись, спросил: — У тебя вроде в сумке был шоколад? Я видел, как ты у Костенко три плитки спёр, пока он с катера провиант выгружал.
Котёночкин густо покраснел.
— Товарищ капитан…
— Давай, доставай. Негоже с пустыми руками в гости ходить…
Лейтенант, вздохнув, достал из сумки Вёрёшмарти-старшего, позаимствованной им вместе с костюмом и остальным гражданским облачением в доме на Тёрок Флориш, три плитки швейцарского шоколада, полученных старшиной при ликвидации провиантских складов в Банска-Бистрице, выложил, напоследок окинув их взглядом, полным сожаления, на стол — и тут вернулась хозяйка, неся в руках поднос с дымящимися чашками, сахарницей, молочником со сливками и ещё какими-то розетками и блюдцами с неизвестным содержимым.
— Прошу вас, господа.
Савушкина вновь неприятно резануло это обращение, но он удержался от того, чтобы поправить хозяйку — как знать, может, у неё от слова «товарищи» начнётся нервный тик, она революцию видела с той стороны… Побудем господами, как бы это ни было отвратительно.
