Погрузка «Гизеллы» прошла хоть и нервно — но в целом успешно: загрузили и оружие, и провиант — старик-хозяин напоследок расщедрился, и вместе с бочонком палинки закинул на борт мешок картошки, чем немало порадовал старшину Костенко — и всё, какое было, обмундирование, воинское и гражданское, вместе с чемоданами загадочных венгров. Ноябрь, в такую пору лишних шинелей или сапог не бывает… Сейчас в тёплой глубине рубки Некрасов со старшиной набивали пулемётные ленты, радист же прослушивал эфир — в данный момент это был их единственный источник информации…
— Володя, третий час идём по Дунаю, скоро будет Эстергом, мост Марии-Валерии, а там Вышеград — а никаких мадьярских или немецких военных кораблей так и не встретили. Зря только тряпку эту вывесили, — произнёс Савушкин и махнул головой в сторону кормы, где на ветру трепетал венгерский флаг, принесенный заботливым стариком-хозяином вместе с пятьюдесятью литрами солярки.
Лейтенант пожал плечами.
— Тоже поражаюсь. У них тут вроде должно быть до чёрта кораблей и судов, и своих, и трофейных — они ведь и чехословацкие, и югославские суда захапали… А никого. Но это нам на руку. И хорошо, что погода такая мерзкая, и мы на малом ходу идём — нас с берега и не видно, и не слышно!
Савушкин согласно кивнул. Осмотрев горизонт, произнёс:
— Полдень. А такое чувство, что утро ещё и не наступило. Ветер шквалистый, морось эта, мгла какая-то, сырость дикая… А ещё говорили — «голубой Дунай»…
— На больших реках всегда свой микроклимат. Иржи, что там? — Вдруг тревожно спросил лейтенант, указывая вперёд.
— Где? — Рулевой, всполошившись, начал вертеть головой.
— Впереди, правее фарватера!
Савушкин также всмотрелся в серую дождливую пелену, метавшуюся над Дунаем — и, действительно, впереди, ближе к правому берегу, увидел какую-то груду металла, торчащую из воды.
Иржи, также обнаружив препятствие, всмотрелся в него и вполголоса промолвил:
— Речна баржа… Ропна… Руско — нефтяна. Утонула…
— Нефтеналивная баржа? — уточнил Котёночкин.
— Так.
Лейтенант обернулся к Савушкину.
— Товарищ капитан, из воды торчит только корма. Значит, подорвалась на мине…
Савушкин досадливо поморщился.
— Да не спеши ты диагноз ставить! Может, не всё так плохо, может, просто авиация поработала… Да даже если и мина — у нас водоизмещение всего семнадцать тонн, чуть больше, чем у рыбацкой лодки. А у этой баржи — тысячу. Чувствуешь разницу? — И, обращаясь к рулевому: — Иржи, ты что думаешь?
