― Алекс, я же вижу, что ты проснулся, вставай ― завтрак ждёт. В домике Мари сохранились кое-какие продукты и за столько лет даже не испортились. Вот что значит ― настоящая ведьма. Похоже, твоя мама давно сюда не заглядывала. Интересно, где она сейчас? ― его голос звучал грустно и нежно одновременно.
Я заставил себя открыть глаза и хмыкнул.
― Наверное, у себя на Родине, в Швеции, ― съязвил и, увидев, как смутился отец, тут же выложил ему всё о проклятье Мари и о том, что, видимо, оно и стало причиной, из-за которой она нас оставила. А потом злорадно смотрел на потерянное лицо отца. Почему-то так хотелось причинить ему боль, хотя в глубине души понимал, что поступаю несправедливо.
Но, кажется, в этот раз он решил ответить мне той же монетой, и рассказал, что мама любила обоих братьев, но вышла замуж за него. Хотя родила меня от Феникса…
Ложка, которой я собирался зачерпнуть кашу из тарелки, выпала из руки и со стуком покатилась по полу. А моё сердце, напротив, казалось, захотело остановиться. Словаотца меня потрясли, но я сразу в них поверил. Хотя поверил ― не значит, принял. Вскочил и бросился к окну, прижавшись горячим лбом к холодному стеклу. Но оно не остудило мой жар и не высушило слёзы.
Отец подошёл сзади и попытался меня обнять.
― Прости меня, Алекс, я должен был подготовить тебя к этому. Но так расстроился из-за твоих слов, что потерял над собой контроль. Прости, если можешь. Я ― твой отец, ведь один вырастил тебя и всю жизнь любил больше всего на свете… Стой, а почему ты такой горячий? Да тебя лихорадит, неужели простудился вчера? Быстро в кровать, пока поищу нужное зелье. У Мари был запас, надеюсь, хоть что-нибудь сохранилось…
Я не спорил, лёг и отвернулся к стене, сон снова сморил меня, и, как потом рассказывал отец, он три дня меня выхаживал в этой, когда-то принадлежавшей маме, избушке. Заклинание исцеления почему-то здесь не работало. А когда, почувствовав себя лучше, ослабевший от голода, я встал и поплёлся к столу за пресной лепёшкой, мимоходом взглянул в окно. Огромная морда снежного зверя смотрела на меня в упор.
― Не может быть, они же тут не водятся. Па-ап, ты где?
Отец не откликнулся, и я похолодел, представив, что он вышел за хворостом и наткнулся на это. На негнущихся ногах подошёл к окну и посмотрел в глаза зверя, радостно завертевшего головой. И тут только до меня дошло: «Чудик, это ты, что ли?» Вместо ответа великолепный «пушистик» стал вылизывать мои руки на оконном стекле. Меня шатало, но, увидев висящую на стене шубу, я кое-как напялил её и поплёлся, каждую секунду рискуя свалиться на пол от слабости. Добрался до двери и распахнул её, уткнувшись в белоснежный мех моего «Чуда». В голове тут же радостно загудело:
