– Голодный? – послышался Танин голос. Сергей закрыл холодильник, повернулся к жене. У нее были уставшие, но ласковые глаза.
– Анюту хотят забрать. Хорошие люди. Правда, немолодые.
– Сколько им?
– Под пятьдесят.
– Это хороший возраст.
– И если Гриша мать признает – всего двое останется.
Таня помолчала. И сказала строго:
– Пристроишь всех троих – и за диссертацию. Ты понял меня?
– Понял.
– Ты обещаешь?
– Обещаю.
Жена молчала, будто проверяя.
– Таня, я обещаю, что как только пристрою всех, сразу сяду за диссертацию.
Татьяна обмякла, прислонилась к стене. Стало тепло в груди и чуть сыро в глазах.
– И вообще, Сережа, я хочу, наконец, ребенка. Что я, не человек, что ли?
Сергей сгреб ее в охапку – и прямиком в спальню.
– Сейчас сделаем!
Любовь болеет во время ссоры, но излечение благословенно.
Анне Петровне приходилось все время уезжать к себе в деревню, но долго усидеть там она не могла, снова садилась на поезд до Москвы. Счастливая, разрумянившаяся, ставила на тумбочку в мальчиковой спальне банки с соленьями.
– Ребят угостишь…
– Так не осталось почти никого.
– Ну, Сергея Николаича… И вот.
Анна Петровна достала из сумки толстую книгу, сняла обложку из газеты, отдала Грише. Даниил Гранин. Гриша строго посмотрел матери в глаза:
– Прочитала?
– Еле успела за две недели-то.
– И как?
Анна Петровна в ответ погладила Гришу по голове. Гриша замер, ловя прикосновения. Но вошел Сергей Николаевич, и Гриша смущенно отстранился от матери.
– Гриш, сходи в столовую. Там булочки.
Гриша ушел, а Сергей Николаевич подсел к Анне Петровне. Анна Петровна кивнула на книгу.
– Вот. Воспитывает меня. Про физиков книжки велит читать.
– Он такой.
– А мне отопление провели. Да не только мне, во все дома провели. А водопровод – еще прошлой весной.
И жалобно, даже заискивающе, посмотрела Сергею Николаевичу в глаза. Такой молодой и так много от него уже зависит.
– Всего-то триста километров отсюдова… – продолжила она.
Сергей кивнул:
– Поговорите с сыном. Можно.
Анна Петровна заметалась, перестала вдруг понимать, куда деть глаза, руки. Схватила банку, стала корябать ногтем след бумажной этикетки.
– Поговорите с сыном, – повторил Сергей Николаевич.
– Хорошая мать сначала грудью кормит… Потом кашей… а уж потом и огурцами… Не то что я.
– Поговорите.
Детдомовскую столовую красит то же, что и дорогой ресторан в центре столицы. Еда. Если бы вы хоть раз попробовали здесь выпечку, вы бы засомневались, что вообще когда-то раньше ели что-то достойное из теста.
