— Где… где он? — растерянно забормотала она.
— Люси, — сказал Гейли, — ты его больше, не увидишь, так и знай. Все равно на Юг с ребенком ехать нельзя, а я продал твоего мальчишку в хорошую семью, там ему будет лучше, чем у тебя.
Наш работорговец достиг вершин христианской и политической добродетели, которая за последнее время усиленно рекомендуется проповедниками и политиками у нас на Севере и позволяет человеку преодолевать в себе все слабости и; предрассудки. Его сердце очерствело так же, как, при должной обработке, могут очерстветь и наши с вами сердца, уважаемый сэр!
Полный муки и безграничного отчаяния взгляд, который бросила на Гейли женщина, мог бы смутить кого угодно, только не его. Он давно привык к таким взглядам, к искаженным мукой темным лицам, к судорожно сжатым рукам, прерывистому дыханию и считал, что в его ремесле без этого не обойдешься. К этому не так трудно притерпеться, друзья мои, тем более что в Северных штатах нам усиленно прививают такую терпимость. Сейчас Гейли важно было только одно: поднимет женщина крик на весь пароход или нет, ибо, подобно всем поборникам института рабства, он не любил лишнего шума и суеты.
Но женщина не стала кричать. Удар обрушился на нее слишком внезапно.
Она как подкошенная упала на ящик, устремив вперед невидящий взгляд, руки ее бессильно повисли вдоль тела. Людские голоса, грохот машин доносились до ее слуха точно сквозь сон. Раненое сердце не могло исторгнуть ни стона, чтобы облегчить невыносимую боль. Внешне она была совершенно спокойна.
Работорговец, который, как и многие наши политики, мог быть почти человечным, если ради этого не надо было поступаться своей выгодой, счел нужным выказать приличествующее случаю участие.
— Знаю, Люси, знаю, на первых порах тяжело, — сказал он. — Но ведь ты у нас умница, не будешь попусту убиваться. Что же тут поделаешь, иначе нельзя.
— Перестаньте, хозяин, не надо! — сдавленным голосом проговорила она.
— Ты умница, Люси, — продолжал работорговец, — я тебя в обиду не дам, подыщу тебе хорошее местечко на Юге. Ты там и другого мужа себе найдешь. Такой красавице…
— Оставьте меня, хозяин, не говорите со мной!
И в этих словах послышалось столько боли и тоски, что Гейли подумал: «Нет, тут никакими уговорами не поможешь», и решил отступиться от нее. Он встал, а женщина повернулась к нему спиной и с головой закуталась в плащ.
Работорговец прохаживался по палубе, то и дело останавливаясь и поглядывая на нее.
