. Кого господь любит, того он наказует. Не испытал ли он несчастную Африку в горниле страданий с тем, чтобы поднять и возвести ее в то царство, которое настанет, когда все другие царства падут, ибо первые будут последними и последние первыми?
Не об этом ли думала Мари Сен-Клер, стоя воскресным утром на веранде в нарядном платье и застегивая на своей тонкой руке бриллиантовый браслет? Может, и об этом или еще о чем-нибудь в том же роде, так как она имела пристрастие ко всему красивому и сегодня, нарядившись в шелка, кружева и бриллианты, собиралась ехать в фешенебельную церковь, чтобы щегольнуть там своей религиозностью.
По воскресеньям Мари проявляла особенное благочестие. Сколько грации, сколько изящества было в этой тонкой фигурке, окутанной, словно облаком, кружевной мантильей! Какая плавность движений! Мари чувствовала себя необычайно элегантной и была в прекрасном расположении духа. Мисс Офелия представляла собой полную противоположность ей. Не подумайте, что у мисс Офелии не было такого же роскошного шелкового платья, такой же шали и такого же тонкого носового платка, — нет, контраст создавался ее угловатостью и чопорностью, что особенно подчеркивало благородство молодой женщины, стоявшей рядом с ней, — благородство внешнее, не внутреннее, а это разные вещи.
— Где Ева? — спросила Мари.
— Она задержалась на лестнице поговорить с няней.
О чем же Ева разговаривает с няней, стоя на лестнице?
Прислушайтесь, читатель, и вы услышите то, чего не слышит Мари.
— Няня, душечка, у тебя опять болит голова?
— А вы не беспокойтесь, мисс Ева, господь с вами! Ведь у меня теперь голова изо дня в день болит.
— Я рада, что ты поедешь в церковь, няня! — И девочка обняла ее. — Вот, возьми мой флакон с нюхательными солями.
— Ваш золотой флакон, усыпанный драгоценными камешками? Да что вы, мисс Ева, разве можно!
— Можно, можно! Тебе он понадобится, а мне нет. Мама всегда нюхает соли, когда у нее болит голова, и тебе тоже полегчает. Ну, сделай мне такое удовольствие, возьми!
— Чего она только не придумает, моя крошечка! — воскликнула няня.
А Ева сунула флакон ей за пазуху, расцеловала ее и помчалась вниз по ступенькам.
— Почему ты задержалась?
— Я дала няне свой флакон с солями, пусть возьмет его с собой в церковь.
— Ева! — Мари сердито топнула ногой. — Отдать свой золотой флакон няне! Когда ты наконец поймешь, что можно делать и чего нельзя! Сию же минуту возьми его назад!
Ева повесила голову и отвернулась от матери.
