Не успела она договорить, как Мери, румяная девушка, с большими, унаследованными от матери карими глазами, вбежала в кухню с ребенком на руках.
— Ага! Вот он! — воскликнула Рахиль, принимая от нее упитанного малыша. — Как он хорошо выглядит и какой стал большой!
— Растет не по дням, а по часам, — сказала Руфь.
Она сняла с сына голубой шелковый капор и множество самых разнообразных одежек, потом обдернула на нем платьице, расправила все складочки, чмокнула его в щеку и спустила на пол — собраться с мыслями. Малыш, по-видимому, привыкший к такому обращению, сунул палец в рот и задумался о своих делах, а его мамаша уселась в кресло, вынула из кармана длинный чулок в белую и синюю полоску и проворно заработала спицами.
— Мери, налила бы ты, голубушка, воды в чайник, — мягко сказала Рахиль.
Мери сбегала к колодцу и, вернувшись, поставила чайник на плиту, где он вскоре замурлыкал и окутался паром, являя собой символ гостеприимства и домашнего уюта. Те же самые руки, повинуясь мягким указаниям Рахили, поставили на плиту и кастрюлю с персиками.
Сама же Рахиль положила на стол чисто выскобленную доску, подвязала передник и спокойно, без всякой суеты, принялась делать печенье, предварительно сказав Мери:
— Ты бы попросила Джона, голубушка, ощипать курицу.
И Мери мгновенно исчезла.
— Ну, как там Абигейл Питерс? — спросила Рахиль, продолжая раскатывать тесто.
— Лучше, гораздо лучше, — ответила Руфь. — Я сегодня утром забегала туда, постелила постель, прибрала в комнате. Ли Хилз спекла ей пирог и хлеба — на несколько дней хватит. Вечером надо будет еще раз ее навестить.
— Завтра я сама к ней схожу. Посуду помою, посмотрю, не надо ли чего подштопать, — сказала Рахиль.
— Вот и хорошо! — воскликнула Руфь и добавила: — Ханна Стэнвуд тоже заболела. Джон заходил к ним вчера вечером, а я с утра пойду.
— Пусть Джон у нас пообедает, ведь ты, может, там целый день просидишь.
— Спасибо, Рахиль! Там видно будет. А вот и Симеон!
К их компании присоединился Симеон Хеллидэй — человек высокий, статный, в темной куртке, темных брюках и в широкополой шляпе.
— Здравствуй, Руфь, — ласково проговорил он, пожимая своей широкой рукой ее маленькую пухлую ручку. — Как твой Джон?
— Мои все здоровы, и Джон в том числе, — весело ответила Руфь.
— Ну, что нового, отец? — спросила Рахиль, поставив печенье в духовку и выйдя следом за мужем на заднее крыльцо, где он мыл руки в сверкающем чистотой тазу.
— Питер Стеббинс сказал мне, что сегодня к вечеру он будет здесь
