— Значит, Элиза, ты все еще не оставила мысли о Канаде? — спросила Рахиль, неторопливо перебирая сушеные персики.
— Нет, — твердо ответила молодая женщина. — Я больше не могу здесь задерживаться.
— Ну, доберешься ты до Канады, а там что будешь делать? Надо и об этом подумать, дочь моя.
Как естественно прозвучали слова «дочь моя» в устах Рахили Хеллидэй? Так же естественно, как и слово «мать», с которым к ней так часто обращаются.
У Элизы задрожали руки, две-три слезинки упали на ее рукоделье, но она ответила не менее твердо:
— Я ни от какой работы не откажусь. Что-нибудь найдется.
— Ты можешь жить здесь сколько тебе угодно.
— Благодарю вас! Но… — Элиза показала глазами на Гарри. — Я не сплю по ночам. Я не знаю ни минуты покоя! — И она добавила, вздрогнув: — Вчера мне приснилось, будто тот человек вошел во двор.
— Бедняжка! — сказала Рахиль, смахивая слезы. — Только напрасно ты так тревожишься. В нашем поселке, благодаря господу, еще ни разу никого не изловили, и тебя не поймают.
В эту минуту дверь отворилась, и в комнату вошла маленькая, пухлая, румяная, точно спелое яблочко, женщина. На ней, как и на Рахили, было скромное серое платье с батистовой косынкой, завязанной крест-накрест на груди.
— Руфь Стэдмен! — воскликнула Рахиль, радостно поднимаясь навстречу гостье. — Ну, как ты: поживаешь? — И она взяла ее за обе руки.
— Хорошо, — сказала Руфь, снимая темный капор и стряхивая с него пыль носовым платком.
Под капором обнаружился квакерский чепец, сидевший весьма легкомысленно на этой круглой головке, несмотря на все старания пухлых маленьких рук образумить его. Несколько непокорных кудряшек выбились из-под чепца, и с ними тоже пришлось повозиться, прежде чем они согласились лечь на место. Проделав все это, гостья, которой было лет двадцать пять, отвернулась от зеркала, видимо очень довольная собой, что было вполне понятно, ибо кто же останется недовольным, глядя на такое веселое, добродушное, пышущее здоровьем существо!
— Руфь, это Элиза Гаррис, а вот ее сынок, о котором я тебе рассказывала.
— Очень рада тебя видеть, Элиза! — сказала Руфь, пожимая ей руку, словно старой, долгожданной подруге. — Так это твой мальчуган? А я принесла ему гостинец. — И она протянула Гарри выпеченный сердечком пряник.
Мальчик робко взял его, исподлобья глядя на Руфь.
— А где твой малыш? — спросила Рахиль.
— Сейчас появится. Я как вошла, твоя Мери выхватила его у меня и: побежала с ним в сарай показывать ребятишкам.
