«Одновременно с романом „Поэзия“ мой отец написал рассказ „До конца“. После выхода романа в свет Рафи Вейзер из архива Агнона обнаружил лист рукописи, где было сказано: «„До конца“ — к „Поэзии“». То есть автор изъял „До конца“ из романа и сделал из него отдельный рассказ. В рассказе ученый талмудист Адиэль попадает в лепрозорий, откуда уже не выходит. До конца…»
Михаэль был потрясен. Описание того, как ученый попал в лепрозорий, пробудило в нем ужас. Он думал о случайности, благодаря которой он обнаружил эту часть, и удивился, почему не продолжил разговор об этом с Клейном. Михаэль чувствовал, что должен понять нечто важное из прочитанного. Больше всего его сбивало с толку ощущение, что в последней части скрыто что-то страшное, почти пугающее. Агнон не оставил связующего звена между рассказом и романом. Михаэль знал, каким будет конец романа, но не мог объяснить, откуда он узнал это.
«Не понимаю, — думал он, перейдя в газетный зал, — каким образом это связано с Тирошем?»
Он отметил страницы для копирования.
В газетном зале Михаэль нашел литературное приложение, на страницах которого велась из месяца в месяц ожесточенная полемика между Тирошем и Ароновичем. Началом этой войны был академический спор о последней книге Амихая, там содержались открытые резкие нападки Ароновича на стиль комментирования Тироша и даже полное отмежевание от его поэзии, наряду, как ни странно, с ее положительной общей оценкой.
«Таким образом, — писал Аронович, — нет нужды в дополнительных аргументах для доказательства недостатков поэзии Тироша, важность которой, разумеется, не подлежит сомнению. Эти недостатки подрывают основы его творчества, и оно шатко „стоит на курьих ножках“, а если пользоваться образным языком самого Тироша — „на тающих снежных опорах“. В текстах Тироша нет органичной связи между отдельными частями произведения, нет пропорционального соответствия между его структурой и планом. Все это превращает поэзию Шауля Тироша в некий конгломерат, набор случайных, ни к чему не обязывающих подробностей, собранных из разных сфер жизни».
Михаэль увидел разницу между стилем письма Ароновича и тем талмудическим, начетническим стилем, который был свойствен его речи, и улыбнулся. Михаэль не мог не получить удовольствия от ответных статей Тироша. Снова он обратил внимание на его ядовитую холодную иронию и сарказм, прочел замечания, критикующие научные работы Ароновича за их тривиальность, и это тоже отметил для ксерокопирования.
