Когда они познакомились, он не мог предвидеть, как будут развиваться события. Однако на вопрос, а если была бы возможность предвидеть, стал бы он что-то менять? — Михаэль не колеблясь ответил бы: нет, пусть бы все повторилось как было.
Он холодно спросил, не хочет ли она кофе. Она отрицательно покачала головой.
Она ничего не хотела. Лишь полного внимания.
— Очень все непросто, — сказала она, теребя подол юбки, — дело в моем муже.
Михаэль был в шоке. Майя никогда не говорила «мой муж», даже имени его не упоминала. Ему тоже обычно удавалось отталкивать от себя мысли о нем. Однако он всегда чувствовал, что за ее радостью от встречи с ним таится глубокая грусть. В этой опытной и уверенной в себе женщине скрывалась маленькая испуганная девочка. Наверно, в каждой уверенной в себе женщине таится испуганная девочка.
Но было в Майе и нечто другое. За ее детской наивностью, неуверенностью, чувствовал он, скрывается что-то пугающее. Что это было, он точно не знал, однако отчетливо чувствовал, что в ней таится некая трагическая сила. И вот теперь эта сила реализовалась в словах.
— Рассеянный склероз, — сказала Майя отчужденным тоном, — до сих пор процесс шел очень медленно, но он уже год в инвалидной коляске, а теперь, по-видимому, уже с постели не встанет.
Сигарета в руках Михаэля осталась незажженной. Он смотрел на нее с недоверием.
— Не может быть, чтобы ты не знал — мы ведь живем в Иерусалиме. Я была уверена, что ты знаешь, но притворяешься, что пребываешь в неведении, — чтобы не осложнять себе жизнь. Ведь ты же, в конце концов, известный сыщик. Ну а он врач, и мы в таком районе живем — да по тысяче других причин ты мог об этом узнать.
— А когда мы познакомились?..
— Уже десять лет, — кивнула она, — процесс шел очень медленно. Ему сорок семь сейчас.
Значит, Майя младше его на десять лет, подумал он и устыдился.
— Я бы не оставила его, даже если бы он не был так болен. Я бы просто не позволила себе, чтобы наши отношения зашли так далеко.
Михаэль ненавидел слово «отношения». И разве можно контролировать глубину своей любви? Он старался сохранить непроницаемое выражение лица, сдерживался, чтобы ничего не сказать.
— Не спрашивай меня — почему, но я не собираюсь отдавать его в больницу. Я намерена сама за ним ухаживать дома, насколько это будет возможно. Я не знаю, как справиться с этими переходами от той жизни к этой, не говоря уже о чувстве вины.
Никогда раньше Михаэль не был так ошеломлен, как в этот момент. Перед его мысленным взором пронеслись, словно в фильме, все события, начиная с их первой встречи.
