— Ну? — нетерпеливо произнес Шорер.
— Рухама Шай сказала, что Тирош к этому ликеру не притрагивался, он держал его только для гостей. Поэтому я думаю, Додай вернулся из США за пятнадцать дней до своей гибели и за это время (или до своего отъезда) он побывал у Тироша.
— Почему же ты мне этого раньше не сказал? Когда он там был?
— Это установить невозможно, — сказал Михаэль глуховато, — жена Додая не знала, куда он ходил по вечерам. Он уходил, возвращался, так что установить невозможно. До его отъезда в США все было нормально, тогда она еще знала, куда он ходит. Она говорит, что у него не было обыкновения захаживать к Тирошу, так что это была встреча необычная.
— То есть, — сказал Шорер решительно, держась за ручку дверцы машины, — это означает, что они встречались до семинара, но после того, как Додай вернулся из Америки, и что между ними произошло какое-то столкновение.
Михаэль молчал. Шорер продолжал:
— Ты видел лицо Тироша в фильме? У него был удивленный взгляд, он как будто был в шоке от слов Идо.
— Да, меня это впечатлило, — сказал Михаэль, — его лицо выражало скорее страх, чем удивление, как будто он не ожидал, что случится на этом семинаре…
— Ладно, — нетерпеливо сказал Шорер, — надо выяснить, занимался ли Тирош баллонами. — Он открыл дверцу машины, вышел, нагнулся к окну и с улыбкой сказал: — Мы в жизни делали и более сложные вещи. Спокойной ночи!
И постучал по пыльной крыше машины.
В час ночи Михаэль Охайон затормозил на стоянке у своего дома и медленно вышел из машины. В его сознании все еще звучали обрывки беседы. Он вспомнил книгу Анатолия Фарбера в серой обложке, которая лежала у его кровати, и задался вопросом: что же заставило Идо Додая поставить под удар свою научную карьеру, когда он решил подвергнуть критике политические стихи Тироша? Вспомнил он и семинар.
Михаэль закрыл машину. Ему предстояло на несколько часов погрузиться в мир поэзии.
Снаружи не было видно, есть ли свет в квартире. На улицу выходило только окно кухни, остальные окна дома, стоящего на гребне горы, смотрели на пересохшее русло. Так же, впрочем, как и в других домах во многих районах Иерусалима, особенность его квартиры заключалась в том, что к ней нужно было спуститься на один этаж. Утром квартиру заливал яркий свет.
Это была его третья квартира со времени развода. Он жил здесь уже четыре года и старался относиться к ней как к постоянному жилью. Разведясь с Нирой, он понял, что, возможно, у него больше никогда не будет своего дома, и с тех пор старался к каждому своему жилью относиться как к постоянному. У меня нет вазонов, вдруг подумал он, увидев в парадном кактус, за которым ухаживал кто-то из домкома. Квартира его содержалась в порядке, что-то всегда было в холодильнике. Мебель, которую он постепенно покупал, делала квартиру уютной и для Юваля.
