– Уверен, ей нужно выпить пару стопок водки, – захохотал Разумов, довольный собственной шуткой.
– В своем доме могу гарантировать ей уважительное отношение, – произнес Алекс. Он и сам чувствовал себя похожим на вулкан, о котором говорил король.
Трое мужчин посмеялись сальной остроте, сэр Освальд воспользовался моментом и, приподняв пенсне, взглянул на Алекса, призывая взять себя в руки.
– Думаю, мы хорошо сегодня потрудились, джентльмены, – продолжал Стентон уже спокойнее. – Если так пойдет и дальше, одного дня будет достаточно, чтобы закончить. Затем вы можете перейти к консультациям с послами, господа, при необходимости мы доработаем соглашения.
Мужчины откланялись и вышли. Алекс задержался у стола и перебирал документы, когда в дверях появился Воткинс.
– Прикажете убрать стаканы и наполнить штофы, милорд?
– Пожалуй, Воткинс. И проветрите, здесь душно.
– Разумеется, милорд. Велите отправить горничную к мисс Джеймс? Или сообщить леди Альбинии?
Уже устремившийся к выходу Алекс остановился, заинтересованный вопросом дворецкого.
– О чем вы? Мисс Джеймс не вернулась к себе?
– Нет, милорд. Она действительно направилась к лестнице, но остановилась и прошла в теплицу. Возможно, ее привлек запах дыма.
– Возможно. Не беспокойтесь, Воткинс, и не стоит никому сообщать. Я сам позабочусь, чтобы мисс Джеймс скорее вернулась к принцессе.
Сквозь стеклянные стены оранжереи было видно, как солнце опустилось к самым верхушкам деревьев на краю леса, поверхность озера оставалась серой, лишь приобрела легкий перламутровый отблеск. Алекс наблюдал похожую картину тысячи раз. Это его дом, настанет день, когда он перейдет в его владение по наследству. Отчего же сейчас кажется, что все это он видит впервые?
Поначалу он не заметил ее, спрятавшуюся между огромными вазонами с растениями. Внимание привлекли мелькнувшие между листьев желтые пятна. Она либо не видела его, либо решила сделать вид, поскольку оставалась неподвижной. Внезапно затухающие лучи скрытого облаками солнца вырвались из-за преграды и рассыпали в волосах золотые искры, кожа на лице стала кремовой и засветилась. Цветы насыщенного красного цвета и розового стали живописным фоном, картина напоминала старинный гобелен, изображавший задумчивую девушку, тоскующую по прекрасному, но покинувшему ее рыцарю.
При всей нелюбви к Байрону, Алекс никак не мог выкинуть из головы строки, прочитанные Разумовым, они вполне могли быть посвящены Кристине Джеймс. За исключением пары строк, поскольку в душе она не хранит покой и ничего в ней не говорило о мире, а ее отношения с королем Дарием, вероятно, не совсем похожи на родственные.
