Без помощи Али мне было не справиться. Я привык к тяжести доспехов и почти не чувствовал их на себе. От постоянного ношения этого груза мои мышцы окрепли, но вот кости… Проблемой было надеть на себя этот тяжёлый панцирь, а вечером снять его перед сном. Для этого ко мне и приставили Али.
Маленький раб из какого-то южного королевства, добрый и смешливый, певший мне на ночь свои странные заунывные песни и рассказывавший страшные сказки, полные фантастических дэвов и прекрасных красавиц ― завоевал мою дружбу. Только ему я и мог доверять в замке, где любой придворный мог оказаться предателем, а за каждой тяжёлой портьерой ― скрываться наёмный убийца.
Мы с Али пережили уже не один дворцовый переворот, надеясь, что и в этот раз нам повезёт. И когда закончится весь этот кошмар, снова на коленях будем выслушивать крики и сетования отца на то, что он наказан богом таким больным отпрыском, и у него уже нет времени для рождения нового наследника.
«И на кой чёрт ты мне нужен, Барри, если не способен себя защитить? Сидишь под этим панцирем, как глупая черепаха, какой от тебя прок? Ты должен был стоять рядом с моим троном и защищать отца, как это всегда делали твои братья. Проклинаю тот день, когда чёрное колдовство унесло их с поля битвы, оставив мне тебя ― маленького уродца. И что я теперь должен делать?», ― он яростно размахивал кулаками, словно вёл одному ему видимый бой.
«Как только меня не станет, придворные тут же выковыряют тебя из доспехов и покромсают на кусочки на потеху толпе. Понимаешь, Барри? Несмотря ни на что ты должен быть сильным, я столько серебра отдал, надеясь найти лекарство, которое излечит тебя от недуга, и всё напрасно. На эти деньги можно было бы снарядить армию, ― говорил он уже тише, поднимая меня с колен и сажая рядом с собой, ― Барри, Барри, я так любил твою маму, а она оставила меня, отдав тебе своё прекрасное лицо и эту страшную болезнь в придачу».
Его глаза каждый раз наполнялись слезами, когда отец вспоминал о маме. Он гладил меня по волосам и нежно прижимал к себе, чтобы случайно что-нибудь не сломать. А я смотрел на его изборождённое морщинами и боевыми шрамами лицо, на страшную трость с железным волком в навершии, которой он легко ломал кости провинившимся придворным, и старался не отводить испуганного взгляда от этого ужасного спутника Князя, с которым он не расставался с тех пор, как потерял в бою ногу.
Это было настоящее оружие, которого я боялся не меньше других, но чаще всего отец, хромая, просто опирался на трость и ковылял на своей скрипучей деревянной ноге. Невозможно было предугадать, что он сделает в следующую минуту ― прогонит меня прочь или одарит серебром. Он был таким непредсказуемым, этот грозный Владыка небольшого горного княжества, всю жизнь сражавшийся с соседями, чтобы присоединить очередной клочок земли к своим каменистым угодьям.
