Во второй раз это случилось, когда у мамы началась непрекращающаяся рвота. Соне тогда было одиннадцать, и она, сказавшись больной, не пошла в школу. «Скорая помощь» отвезла маму и Соню в ближайшую больницу. Врачи велели Соне подождать в приемном покое, выдав ей карандаши и бумагу, чтобы помочь скоротать время.
А в это время — Соне об этом не сказали — врачи делали ее матери промывание желудка, поскольку утром она проглотила целый пузырек снотворных таблеток. Позже, когда пришедший к ним домой социальный работник спросил ее, почему она это сделала, мать ответила:
— Я очень устала.
Это был последний раз, когда Соня не пошла в школу. Поразмыслив, она решила, что безопаснее держаться от дома подальше — там, где ей не придется все время спасать чью-то жизнь.
* * *
Когда я прихожу домой, свет погашен. Элоиза уже все прибрала, оставив мне тарелку с едой в духовке. Я стала проводить больше времени в больнице с папой. После сегодняшнего визита я несколько часов ездила по городу.
— Ты дома.
Я с удивлением замечаю в темноте Эрика.
— Где ты была?
— Ты дома, — повторяю я. Он стоит молча, ожидая ответа, и я говорю ему:
— Ездила по городу.
Я ищу выключатель. Нащупав его, я нажимаю на кнопку, но свет только мигает, отбрасывая на нас жутковатые отблески.
— Он не работает, — угрюмо произносит Эрик и подходит ближе. — Шесть часов ездила по городу?
— Конечно, нет.
Я не боюсь своего мужа. Я знаю женщин, которые боятся своих мужей. Многие, оставив работу, уступают право принимать решения кормильцу семьи и теряют независимость ради безопасности. Другие просто отказываются от борьбы. Думают, что для них это менее опасно, чем вести борьбу, которую они могут проиграть. Подруги говорят, что мне повезло, что я вышла замуж за особенного мужчину: он обеспечивает мне образ жизни, о котором прочие могут только мечтать, и в то же время предоставляет полную свободу. Он исполняет любое мое желание, а в обмен на это я отдаю ему себя.
— Так где же ты была? — спрашивает он ледяным тоном.
— С отцом, — дотянувшись до настольной лампы, я включаю ее, и комната наполняется светом. Волосы у Эрика взъерошены, галстук развязан. Он напряжен, как ястреб, кружащий над полем. Я протягиваю к нему руку, но он отступает назад. — Эрик, что с тобой?
— Как он?
— Без перемен. Он просто лежит. Что бы я ему ни говорила, он не отвечает.
— Должно быть, тяжело находиться в темноте, — Эрик наблюдает за мной, не меняя позы. Он берет со стола пачку бумаг и пытается отдать ее мне, но я не беру. — Формуляры на усыновление. Я их заполнил.
