Я видела, как низко клонится голова матери, как мучительно она ждет Соню, как тяжело у нее на сердце. Когда Соня уехала, в нашей жизни поселилась пустота. Мама редко упоминала о ней, почти поверив, что если мы не будем произносить ее имени, то получится, словно она на самом деле и не уезжала. Я пыталась заглушить одиночество замужеством — жизнью с Эриком, обустройством дома, общением с мамой и папой, — но ничто не могло заполнить пустоту, оставшуюся после нее.
Я поняла кое-что очень важное в день, когда уехала Соня: ты не можешь удержать того, кто внутренне уже расстался с тобой. Вне зависимости от того, что мне было нужно в тот момент, Соня поставила на первое место себя, я же оказалась на последнем. Какое-то время я сильно переживала, но затем боль унялась, и я позабыла, что мне ее не хватает. Только сейчас, при мысли о ее возвращении, я снова остро ощутила пустоту в своей жизни. Но я не должна показывать свое волнение. Вдруг она не появится, вдруг снова разочарует нас?
— Она приехала! — Джия выбегает из соседней комнаты, в руках у нее учебник математики, который Марин купила в магазине учебной литературы. Джия — вылитая Марин, единственная разница между ними — пара дюймов, на которые дочь уже переросла мать. В пятнадцать лет этот ребенок выглядит как вполне созревшая женщина. — Она расплачивается с водителем.
Я делаю выдох, который прежде бессознательно задерживала, и, всплеснув руками, смотрю на маму. Она оборачивается. Отвлекшись на разговор, мама пропустила приезд Сони. Слезы блестят у нее в глазах, и она быстро смаргивает их. Мама выпрямляется во весь свой невысокий рост — чуть выше пяти футов, быстро направляется к двери, но медлит, прежде чем открыть ее. Мы стоим позади нее и ждем, когда она наберется храбрости встретить свою потерянную дочь.
— Мама? — я накрываю своей рукой материнскую, лежащую на ручке двери. — Ну же, Соня ждет.
— Конечно.
Она издает короткий смешок, полный недоверия, и, закусив губу, быстро открывает дверь.
— Соня!
Волосы сестры длиннее, чем я помнила, и я никогда не видела ее такой худой. Ее джинсы и толстый свитер выглядят странно рядом с моим нарядным платьем, глаза и рот окружены сетью морщинок. Соне двадцать семь лет, она на три года моложе меня, но ее улыбка будто принадлежит кому-то, кто гораздо старше.
— Соня, боже мой! Как давно мы не виделись!
Соня колеблется, не зная, как реагировать на радушный прием. Она подходит к нашей матери и как-то автоматически обнимает ее. Руки Сони быстро сжимаются вокруг мамы, а потом она опускает их.
