— Что ты на меня так смотришь? — спросил он, внезапно почувствовав напряженный взгляд.
— Еще не насмотрелась! Удивляюсь: на свете миллиард мужчин и все они мне безразличны, кроме одного…
— Сегодня ты могла и его лишиться!
Шлихтер с Маньковским пытались пробиться в Березовку — село над самой Сулой. Дорога вьется оврагом. Под земляным козырьком, в густой зелени убогая хатенка. Александр вообразил, какое здесь ночью жуткое одиночество. По-волчьи завоешь! Заметив дрожки, из хаты выбежал старик, седой, заросший, дикий, в рубахе без пояса и в посконных портках. Машет рукой, кричит что-то беззубым, провалившимся ртом. Подъезжают. Голос добрейший, стариковский, надтреснутый, глаза слезятся, а в них — тепло и страх:
— Хлопцы, поворачивайте обратно. Нельзя в Верезовку! Там мор!
— А мы как раз туда и едем, где холера. Доктора мы, нас хвороба не берет, — отвечает Маньковский. — Может, закурите, дедусь, есть хороший табачок, на меду настоенный!
— Поворачивайте и не оглядывайтесь! — бормочет дед, замахав длинными белыми рукавами, будто выскочил в саване из гроба, — Там народ обозленный, пришибить могут и прозвища не спросят! — Но табачок и бумажку взял и лихо свернул козью ножку. Затянулся. Закашлялся. — Здорово — кхе-кхе — продирает. Христом богом молю, не ездите, там вам конец! Мы березовских задирак знаем. Чуть что — за нож! Они ваше лекарство собаке дали. Так Серко издох!
— Разве это возможно? — удивленно спросил Александр у Маньковского.
— Видимо, хлопцы дали собаке дозу каломели, назначенную для холерного, — сказал врач, заметно меняясь в лице. — Доза в десять гран при особых условиях собачьего кишечника могла оказаться для пса смертельной.
Посоветовавшись, решили ехать, хотя дед и кричал им что-то вслед.
Похлестывая вожжами каурую лошаденку, Маньковский выехал на битый шлях. Впереди открылось большое село, нарядно выстроившееся над водой, в которой отражались крыши хат, напоминающие соломенные шляпы, и пирамидальные тополя, и аисты-черногузы в огромных гнездах, свитых на поднятых на столбах колесах. Под истошный крик лягушек проехали по узкой плетеной запруде между двумя озерцами, заросшими пушистым камышом. Вдруг лошадь тревожно заржала и взвилась па дыбы. Шлихтер не сразу заметил, что ее под уздцы схватил какой-то небольшой, почти квадратный мужичонка, тоже, как и дед, в небеленой посконной одежде.
— Тпру! — заорал Маньковский, соскакивая с линейки и натягивая вожжи.
— Поворачивай назад, — закричал мужичонка, — тут вам пути нету!
