У калиток, у чайных и трактиров, у заводских проходных, а то и просто под фонарными столбами возникали митинги, на которых безвестные ораторы выкрикивали восторженные слова о свободе и равенстве. Площадь у Нарвских ворот превратилась в районное вече. На трибуны, сколоченные из досок, беспрестанно поднимались ораторы разных групп и партий. Они поносили царицу и Распутина, требовали мира, вспоминали Парижскую коммуну и обсуждали, какой должна быть новая жизнь.
Одним хотелось парламентарной республики, другим— конституционного правительства, третьим — рабочей власти.
— Долой всякие правительства! — кричали анархисты. — Они обуза и кандалы для свободного человека. Анархия сохранит нам свободу.
За Нарвской заставой по ночам опасно было показываться на улице. Полицейских не стало, а милиция еще не организовалась. Распоясались не только хулиганы, но и некоторые рабочие парни колобродили всю ночь, задевали прохожих и горланили под гармошку песни.
— Свобода! — кричали они. — Что желаем, то и делаем!
Особое раздолье было грабителям. Они собирались в шайки, определяли, какие улицы находятся под их «контролем», вламывались в дома и брали все, что понравится. Некоторые даже заводили свои «порядки», облагали боязливых обывателей данью, за водку и деньги выдавали ночные пропуска — по-особому вырезанные куски картона. Если у человека такого пропуска не оказывалось, то его на своей улице могли избить, раздеть и голышом отпустить домой. В темных переулках каждую ночь слышались крики о помощи, стрельба, звон разбитых окон.
Вновь принятым в партию молодым путиловцам райком поручил открыть в бывшем трактире клуб, чтобы рабочей молодежи было где отдохнуть, почитать и повеселиться. Комендантом клуба назначили двадцатитрехлетнего инвалида войны — однорукого Бориса Тулупина.
Тулупин повел парней осматривать помещение.
Дом был двухэтажный. Нижний зал и комнаты оказались захламленными. Буфетную стойку, столы и стулья покрывала густая пыль. Обои пахли плесенью.
— Ежели уборку устроить да свежими обоями оклеить, то для читальни и библиотеки самое подходящее место, — сказал Тулупин.
Верхний этаж был не так запущен: в большой гостиной стояли диваны, кресла, а в остальных кабинетах даже уцелели зеркала и аляповатые картины на запятнанных стенах. Тулупин предложил:
— В этих комнатах разместим кружки. В гостиной лекции устраивать будем. А если потанцевать захочется, то можно и внизу и наверху.
Парни тут же решили — кто станет чинить мебель и менять обои, кто соберет девушек и попросит вымыть полы и окна, кто будет следить за тем, чтобы в клуб не попадали пьяные и хулиганы.
