А было так. На стоянке ссыльные сидят, пьют чай и закусывают ситным с колбасой. В это время и влетает в избу стражник с приказанием Куйбышеву явиться пред ясные очи начальства. Но он с достоинством отвечает: «Закончу трапезу и приду». Не спеша доел ситный — в кои веки такой ужин удается, потом отворил дверь в помещение конвоя. Все сидят молча, а начальник протягивает листок и требует: «Читай!»
— Можешь себе представить, Игнат, держу в руках официальную бумагу, отпечатанную в типографии енисейского губернатора, глаза пробегают по строчкам: «Временное правительство», «министр юстиции Керенский», «амнистия политическим»… Одним словом, в России революция! Я — к двери, чтобы тут же сообщить товарищам ошеломляющую новость…
Однако, — продолжает Куйбышев, — начальник конвоя останавливает меня на пороге: «Только имейте в виду: если попробуете сами освободиться, я применю оружие». — «На каком основании? В бумаге ясно указано: амнистия всем политическим, значит, и нам». — «Я присягал царю, — был ответ. — И пока не буду убежден, что царя больше нет, до тех пор вас не отпущу и не сниму с вас кандалов».
Вот, брат, где смех и слезы, — воскликнул Куйбышев. — С одной стороны — свобода, а с другой — по-прежнему арестанты!
Что оставалось делать? До следующего села, где был телеграф, почта и волостной старшина, надо идти два дня, то есть пятьдесят верст. Если попытаться немедленно освободиться, начальник конвоя действительно прикажет стрелять. А между тем нелепость положения может разъясниться в любой момент, а уж через два дня — непременно. В конце вторых суток, подходя к большому сибирскому селу Казачинскому, увидели толпы, идущие навстречу с красными флагами.
— Думаешь, Игнат, на этом все и кончилось? — Куйбышев даже привстал от возбуждения. — Наш служака лапнул кобуру: «Назад, буду стрелять!» Это он, значит, демонстрантам. И не поверишь — нас опять под замок! Но что дальше произошло…
Начальник конвоя заходит в избу волостного правления, чтобы получить указания, что предпринять, и видит: над столом волостного старшины висит не царский лик, а портрет какого-то бородатого мужчины. Как оказалось, то был портрет Карла Маркса. А за столом — молодой парень с красным бантом. Начальник бросил ключ на пол и ушел. В общем, пока догадались, какой это ключ, прошло время. Наконец вызволили заключенных, и все — на митинг. Тысячи три народу собралось.
Мы с Бубновым выступили, — продолжал Куйбышев. — Причем, что особенно поразило собравшихся, выступили против войны. В конце своей речи вижу: стоит в отдалении наш начальник и мрачно, исподлобья наблюдает за происходящим. Кончил я говорить, бросился к тому месту, где он стоял, но сатрапа уже след простыл. Точно сказал Андрей: как сквозь землю провалился!..
