Недаром вышел рано. Повесть об Игнатии Фокине | страница 38



— Оберегаешь или, не дай бог, запугиваешь? Только, сам знаешь, я не из пугливых, — резко, но в то же время и дружелюбно произнес Игнат.

— Не из пугливых, это точно, — подхватил Уханов. — Но и из тех, кого не мешает вовремя предостеречь… Как бы это выразиться точнее? Предостеречь от того, чтобы, не ведая броду, не сигал прямо в воду. Как, прости, с тобой уже бывало… Короче, в заводе настроения — не в пользу вас.

— Значит, открывается широкое поле деятельности, — с нескрываемым вызовом бросил Игнат.

— Деятельности для чего? Чтобы посеять и расширить раздор в среде рабочего класса или чтобы этот класс сплотить перед лицом уже завоеванных, но требующих упрочения революционных свобод?

Хотелось ответить: печетесь на словах о единстве, а сами разъедаете то, чем и силен пролетариат, — его классовую сознательность, Но сказал на редкость миролюбиво:

— Извини, Аким. Если хочешь серьезно, то не время и не место.

— Да нет, я тебя не вызываю на спор. Просто решил в курс дела ввести, обрисовать обстановку, поскольку раньше тебя в заводе оказался. Знаешь, Бежица, как, впрочем, и весь российский рабочий класс, добилась того, за что боролась, — реальных политических свобод. Зачем мутить теперь ей голову обещаниями несбыточных утопий, как делает Ленин…

— О Ленине не будем, — прервал его Игнат, — и об утопиях тоже. Мы с тобой не философы-теоретики, а практики-реалисты. А реализм, к примеру, сейчас подсказывает мне необходимость сесть за тарелку хороших щей — со вчерашнего вечера, извини, кроме стакана кипятку, ничего не успел перехватить. Так что поворачиваю к тем, кто обещал дать пищу. Увы, против естества не пойдешь.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Они действительно ступили на революционный путь, можно сказать, в одну пору. И вместе прошли самую начальную и самую, наверное, страшную часть этого пути, поскольку жестокое испытание, которое суждено было им нетерпеть, оказалось в их жизни первым, а первое всегда оглушает своей неожиданностью и неизведанностью.

После бурных событий осени и зимы девятьсот пятого года, когда Игнат впервые приобщился к массовым выступлениям рабочих, лето следующего, девятьсот шестого, ознаменовалось этапами новыми, лично для него особенно значительными.

В конце весны он закончил училище и был определен на Людиновский механический завод помощником чертежника главной конторы. Мать не могла скрыть радости — в служащие вышел сынок, ныне, даст бог, из всей семьи пойдет по дороге, где работать надо умственно, головой, как многие потомственные господа, а это не чета тяжелой подневольной доле мастеровых.