— Так что этот Фокин говорит о том же, о чем пекутся крестьяне. Да-с, — подытожил рассуждения Николай Павлович. — А другой острейший вопрос — война. Из-за нее деревни без рабочих рук, значит, недороды по стране. Сколько же можно — три года льется кровь. А правительство твердо намерено: «До победного конца!» Однако тот же мужик, одетый в солдатскую шинель, — против бойни. Значит, и тут к нему не прислушиваться, гнать на убой? Да-с, против здравого смысла все выходит. А в речи Фокина этот здравый смысл есть! Такие вот дела, молодежь… Однако простите, я — о своем, у вас же — другое, должно быть, на уме: сегодня же воскресенье. А что, не присядем ли за нашего «Монаха»?..
До мандолины ли теперь, когда такая новость? Тут скорее ноги в руки — и в Бежицу. Вот будет новость для Шуры — Московский комитет брянским большевикам помощь прислал! Пусть Шура не мешкает и связывается с городом, чтобы такого важного агитатора не упустить, а то вдруг тот вечером же назад, в Москву?
Рано утром Игнат был уже на ногах, чтобы с первым же поездом отправиться на Брянский завод. Накануне с заседания Совета его и Семена Панкова до Слободы провожали гурьбой. Так и в дом ввалились — Кульков, Антон Карпешин, Карл Балод, из латышей, Виноградов, из гарнизонных солдат. У дверей долго оправдывались — на минуточку, а засиделись чуть ли не до утра. Игнат и не помнит, вздремнул ли толком.
Езды до Бежицы пятнадцать минут с двумя остановками. Захотелось хоть немного побыть одному, подумать. Как преобразился Кульков! То отмахивался, банкой с пауками называл Совет, а вышел с заседания — глаза блестят, желваки на скулах играют и эдак кулаком — в ладонь: «Ну, что, съели, господа хорошие? Это вам по серую скотинку под лавку загонять, чтобы оттуда ни-ни!»
И другие, чувствуется, приободрились. На что молчаливый с виду Карл, увалень с кроткими глазами младенца, но и он не скрывал удовлетворения: «Как это у русских говорят — зубки прорезались? Так-так…»
Подметил: Кульков с Виноградовым и Балодом лишь были знакомы, а тут, наверное, впервые в доме Семена нашли общий язык. Пошли расспросы и разговоры, условились, не откладывая, провести в арсенале общее собрание рабочих и солдат.
Обрадовало, что в зале словам о земле и мире внимали не только те, что в шинелях — вчерашние крестьяне, но и горожане, среди которых Игнат разглядел явных интеллигентов. Как потом передали — деятели земства. Значит, кое-что доходит и до тех, кто, по выражению Кулькова, собственными руками не добывал свой хлеб. Однако большинство пока верит Товбину, да еще как. И среди этого большинства — многие и многие рабочие. Ведь партия Товбина тоже называется рабочей, социал-демократической, поди разберись…
