Так что побасенки о глухаре побасенками, а рядом с тобой в санях не просто даже председатель Совнаркома, комиссар труда, но еще и председатель трибунала! И уж если он своему старому, закадычному другу такое изволит излагать, второй раз может предъявить претензии языком уже чисто служебным и официальным: «За неисполнение вышеизложенного…»
Каждый день в газете «Брянский рабочий» печатаются объявления: «Владельцу…» И далее — наименование завода или фабрики. «Милостивый государь! (Так и напечатано!) Рабочими вашего предприятия мне было заявлено, что вы отказываетесь ввести восьмичасовой рабочий день вместо десятичасового, ссылаясь на незнание Декрета Совета Народных Комиссаров РСФСР от 29 октября 1917 года. Ввиду этого я заявляю, что незнание закона вас не оправдывает. Для вашего сведения присылаю вам копию постановления Народного комиссара труда республики, которое было напечатано во всех газетах, и по получении его письма требую немедленно ввести восьмичасовой рабочий день. За неисполнение распоряжения вы будете привлечены к ответственности. Брянский комиссар труда Г. Панков».
И тут же напоминание: «Все фабрики, заводы, ремесленные и торгово-промышленные заведения, как частные, так и казенные, в пределах Орловской и Калужской губернии подчиняются надзору брянского комиссара труда». Скользят розвальни по накатанной снежной глади А сзади, чуть в отдалении, вылетают белые комки из-под копыт красногвардейского патруля. И — тишь на много верст. Лишь вскрикнет на вокзалах паровозный, свисток. Вот так бы Уханову сейчас резко вскрикнуть, высказать все, что накипело, в глаза Панкову! Не Медведеву Александру, не Михаилу Иванову, не Шоханову, Кулькову или еще кому, а именно ему, Григорию Панкову, кто совсем недавно был не просто единомышленником, но даже членом меньшевистской фракции в Петроградском исполкоме и во Всероссийском Центральном Исполнительном Комитете Советов рабочих и солдатских депутатов.
Как же так в одночасье он переметнулся? Не юнец, каким был в те времена, когда очертя голову разворачивал подпольные печатни в отцовском доме в Брянске и на квартирах в Бежице. Слава богу, Григорию, как и Акиму, тридцать три года. Как говорится, давно уже возраст не мальчика, а мужа, пора бы раз и навсегда решить. Хватило ведь рассудка затаиться, свернуть все дела, когда чудом уцелел после ареста Игната, Уханова, Кубяка и всех прочих!
В ту пору и вправду что-то изменилось не просто в поведении, но скорее в образе мыслей Григория Панкова. Куда делось оборудование типографии — станок, шрифты, наборные кассы? Не мелочь — не схоронишь под стрехой, даже на огороде не закопаешь. А только будто сквозь землю провалилось. И когда вышли из тюрьмы друзья, Игнат первым делом кинулся по следам Панкова. Нашел в отцовском доме. Тот да не тот оказался Григорий. Вроде бы и живость осталась, но скорее суетливая, какая-то невеселая. Таисия, жена, лишь прежней выглядела. Встретила Игната, тут же закивала согласно: «Конечно, все наладим — и типографию, и явки!» Но точно споткнулась, встретившись взглядом с мужем.
