Так же и Юна, склонившаяся над Лео, «по уши» была поглощена больным детёнышем, а Загорцев вился возле неё докучливой мухой. И, как ни странно, именно в эти мгновения она, сама того не ведая и того не желая, проникла в самое сердце инопланетянина, отвоевав в нём уголок. И непритязательно уместилась подле ног образа Юлии. Да нет, наверное, это было вполне объяснимым. Что может быть прекраснее, чем мать и дитя? Ведь, по большому счёту, служебная участь мужчины в том и заключается, чтобы обеспечить их счастье, обходя священные владения дозором, а вот мать и дитя имеют самодовлеющее значение и придают смысл существованию мироздания в целом.
И пусть Юна была всего-навсего типичной матроной, не способной к зачатию и деторождению, для Романа она постепенно стала знаменовать собой несравненно большее — всё то любимое, что волею рока осталось на Родине. Да ещё этот природный дурманящий ландышевый запах…Да к тому же её лицо, с выражением бесконечной нежности…Да плюс ко всему приятный воркующий голос и мимолётные дразнящие прикосновения тёплыми атласными пальчиками…
И мужчина, кратковременно теряя рассудок, с помутившимся сознанием притянул к себе женщину из иного измерения и жадно поцеловал в щёку…
Высокопоставленная таутиканская персона, увлечённая занятием с мамалышкой, не сразу оценила крайне дерзкий и безнравственный характер действий Загорцева. Она ошеломлённо и непродолжительно безмолвствовала, широко распахнув глаза и часто моргая. Затем её лицо полыхнуло гневом на хама и наглеца…
И в наивысшей фазе щекотливой ситуации уединившаяся парочка, каковой она вполне могла представляться для стороннего наблюдателя, услышала позади себя деликатный кашель.
Юна, а за ней с некоторым запозданием и отчасти умом рехнувшийся Роман, повернули головы к двери. В проёме застыли, будто поражённые извержением вулкана на Эребру, председатель Высшего Совета Веб, главный этик Бонз и запоздавший ветеринар.
— Пр-р-ростите, — с натугой выговорил Веб, — в кабинете никого не было. Мы поздоровались, позвали, но нам никто не ответил…
3
Варварский инцидент, получивший локальную огласку, накатанной колеёй «докатился» от Бонза до председателя Люмо.
Главный этик оголтело потирал руки: вот уж теперь-то Загорцев перед таутиканским сообществом предстанет в позорном свете. Отныне и его первый конфликт с малышкой Суэлой будет рисоваться чёрными красками. Одновременно все поймут, что Бонз — истинный защитник таутиканского порядка.
