Таким образом она попеременно обращалась то к мамалышке, то к посетителю.
— Вот, едва успела перекусить, и сразу сюда — надо обработать ранки Лео. Его мы вывезли с планеты Эребру. Он при извержении вулкана получил ушибы и ожоги, а там за ним некому ухаживать. Мы его наполовину выходили, и я из лечебницы забрала его к себе. Окончательно выздоровеет — и мы вернём его на историческую родину…Так что, Роман, простите за задержку. Я сейчас закончу с Лео, и мы займёмся вами…
Последние слова Юна произнесла так, словно Загорцеву тоже предстояло что-то прижечь, смазать или на что-то по-матерински подуть, сбивая боль. И Роман невольно улыбнулся от неожиданного сравнения и от нежных уговоров матроны, адресованных Лео. Пожалуй, что так: он бы не возражал, если бы Юна подула на его обожжённое мужское нутро.
Симпатичный и пушистый Лео ежесекундно пытался улизнуть с процедурного стола, и Роман принялся помогать целительнице, придерживая котёнка.
— Хорошо зафиксированный больной в анестезии не нуждается, — не слишком удачно и с оттенком «чёрного юмора» пошутил он.
— Ну что вы, Роман. Разве так можно про маленьких и слабеньких? — мягко пожурила его женщина. — Ведь он же такой беспомощный и так нам доверяет.
— Простите, — смутился имперянин. — Ни в какую не отделаюсь от своих зелянских замашек.
— Я вызывала ветеринара, — пояснила матрона, — а он, беспрецедентный случай, что-то задерживается.
— У нас на Зелёнке тоже такое бывало, — поддержал затронутую тему Загорцев. — Звонит, например, в «скорую» захворавший: «Доктор, срочно приезжайте, мне плохо, через пятьдесят девять секунд я умру». А тот отвечает: «Минут-точку…Записываю».
На сей раз таутиканка рассмеялась от души. И Роман, вдохновлённый устанавливающимся взаимопониманием, из кожи вон лез, стараясь ей угодить.
— У нас ещё было принято говорить, — вводил он её в некоторые имперские обычаи, параллельно помогая совладать с котёнком, — что, чем позже медслужба приезжает, тем более безошибочный диагноз она установит.
Теперь женщина только с пониманием улыбнулась. И шаг за шагом частичное разочарование зелянина бесследно улетучилось, ибо он оказался в окружении аромата лесного ландыша, источаемого Юной, и периодически касался её рук.
Женские хлопоты вокруг мяукающего Лео живо воскресили в нём родной облик Юленьки, обожавшей возиться с ребятишками. Юля, тут нужно отдать должное правде, любила Леночку и Егорку больше, чем мужа. Единственно их — больше, чем его. И, звучит, быть может, странно, но за то Роман, в свою очередь, любил жену ещё сильнее.
