Богатырь не тот, что в сказке —
Беззаботный великан,
А в походной запояске,
Человек простой закваски,
Что в бою не чужд опаски,
Коль не пьян. А он не пьян…
Русская истовость сопряжена и с бегством от мелочности и суеты, и с готовностью к самопожертвованию во имя Высшей Правды, и в самом высоком воплощении — в стремлении к преображению всего мира, как это сказалось в духовном подвиге преподобного Серафима Саровского.
Как я уже говорил выше, мечта — это выход в четвертое измерение. В мечте подается нам благодать, идущая свыше. А с нашей человеческой точки зрения, мы поднимаемся на более высокую ступень эволюции, на следующий этаж мироздания. Мечтатели — победоносцы, пророки, чудотворцы — это те, кто смог поймать и «осадить» в нашу бренную реальность энергии иного мира, частицы высшего бытия, краски и отблески Царствия Небесного.
И духовный сын Достоевского, Василий Васильевич Розанов, один из самых радикальных мыслителей-мечтателей, утверждал: «Жизнь — раба мечты. В истории истинно реальны только мечты. Они живучи, их ни кислотой, ни огнем не возьмешь. Они распространяются, плодятся, „овладевают воздухом“, вползают из головы в голову. Перед этим цепким существованием рассыпчаты каменные стены, железные башни, хорошее вооружение. Против мечты нет ни щита, ни копья. А факты — в вечном полинянии». Розанов, впервые, может быть, высказал мысль, что именно национальная мечта способна преодолеть, побороть «космополитическую мечтательность», которая подменила «мечту своей родины» революционной мечтой. И в то же время парадоксально, как это часто свойственно Розанову, признавал он, что в революции есть очень много натуральной мечты, мечты живой, что подкреплено и удостоверено пролитой кровью…
И, наверное, безумнейший из всех священно-безумствующих русских мечтателей, отец русского космизма Николай Федоров стал ярчайшим прозорливцем, ясно увидевшим, к чему катится глобальное западноцентричное человечество, если его не остановить. Федоров предложил этому глубинную, запредельную русскую мечту-альтернативу. Мало кто из космистов сумел поднять и осилить федоровскую мечту об «общем деле воскрешения отцов», хотя и Циолковский, и Вернадский, и позже Ефремов разделяли коренной пафос своего учителя. Разделяли его по большому счету и современники: Достоевский, Лев Толстой, Владимир Соловьев, Бердяев и многие другие. Федоров и не настаивал, что его проект обязательно воплотится. Полемизируя с Толстым, он говорил:
