Прежде чем Клугман успел сформулировать ответ на вопрос, его жена вошла в комнату, и Даниэль счел за лучшее вежливо распрощаться и уйти.
Спускаясь по лестнице, он вспоминал их прошлые беседы с Клугманом — они научили его многим вещам. В числе прочего Клугман рассуждал о зле.
— В мире есть зло потому, что у человека имеется свобода воли, — говорил он. — Должна быть возможность выбрать зло, и должны быть истинные последствия этого выбора. Иначе человек не был бы создан. Он действительно свободен, и у него обычно не отбирают способности творить добро или зло. Это относится к каждому. С точки зрения невинной жертвы злого деяния, это несправедливо, и бесполезно пытаться доказывать, что это не так. Но тем не менее мы отвечаем за то, чтобы делать мир лучше.
Даниэль шел по улицам Хельсинки на юг и думал. В каком-то кафе он купил стаканчик кофе и отправился на набережную в парк Кайвопусто. Погода была на редкость безветренной. Покрытое льдом море казалось мрачным, а длинные причалы — одинокими без своих маленьких яхт. Узнать удалось не так уж много, и вечером он отправил Аско сообщение: «Евреи, которых мы ищем, вероятно, уехали из страны. С пустыми руками или нет — не знаю».
На следующее утро Аско снова пил эспрессо в кабинете комиссара Маркканена и докладывал ему о результатах расследования. На душе у него скребли кошки оттого, что успехи предыдущего дня он представлял как собственную заслугу, — ведь на самом деле без помощи Даниэля он не смог бы продвинуться так далеко. Он полагал, что практичный Маркканен, скорее всего, отнесся бы к участию Даниэля положительно, но полной уверенности не было. Кроме того, Аско ни словом не обмолвился о своем повторном визите к госпоже Аскен.
Комиссар выслушал доклад спокойно и внимательно. Когда Аско заговорил о серебряном сундуке, Маркканен как раз собирался отхлебнуть кофе, и на мгновение чашка застыла в его руке. Выслушав Аско, Маркканен задумался; некоторое время он молча сидел, поглаживая подбородок.
По словам Аско, было очевидно, что яму в здании Гауптвахты следует раскопать снова, а сундук во дворе Свято-Троицкой церкви — достать или как минимум тщательно обследовать. Даниэль говорил о гравировках на крышке сундука, но не успел их полностью осмотреть до того, как раскоп начал осыпаться. В разговоре с Маркканеном констебль упомянул о гравировках вскользь и был готов к тому, что Маркканен не захочет организовывать раскопки. После недолгих уговоров комиссар все-таки согласился пойти на них при условии, что работы будут начаты сразу. Он боялся, что в случае промедления в дело вмешается Музейный департамент. В любом случае они не имеют права перемещать найденные предметы с места их обнаружения. Пока что Маркканен еще мог обосновать проведение срочных раскопок следственными действиями, хотя все указывало на то, что лица, причастные к делу, покинули страну и практически не оставили полиции свидетельств совершения ими какого-то тяжкого преступления.
