Позади фронта [= Полевая жена] | страница 52
Пилот все еще продолжал брыкаться, но уже не с прежней силой. Копылов и водитель санитарной полуторки содрали с него остатки одежды. Больше всего ожогов было на спине — во многих местах кожа вспузырилась. Нога выше колена была продырявлена осколком, кровь продолжала течь из раны. Летчик затихал, окончательно придя в себя, и только сморщился, когда его под мышки затаскивали в санитарную будку. Шурочка и Вика сели по обе стороны от раненого, приготовляя жгут на ногу. Шофер отогнал машину на прежнее место.
Низко над аэродромом взад и вперед утюжил очередной самолет: посадочная полоса была занята горящим истребителем. Игумнов, запаленный, в расстегнутой гимнастерке, матерился напропалую и пускал красные ракеты. Откуда-то подвернулась штабная полуторка. Багнюк подогнал ее близко к самолету и закрепил трос позади рамы. Прежде чем кинуться в огонь, стал под шланг, окачиваясь водой с головы до пят. Копылов натянул на себя мокрую гимнастерку и кинулся на подмогу — он еще был заряжен недавней деятельностью и не смог бы остаться в стороне.
Вдвоем, волоча за собою трос, бросились к самолету. Водитель водовозки струей из шланга хлестнул перед ними. Пламя неохотно чуть-чуть сбивалось водой. От гимнастерки валил горячий пар и хебе прилипало к телу. Багнюк руками рылся в самом огне, зацепляя канат. Пламя рывком выплескивалось из-под струи и ударяло ему в глаза. Дважды они отступали и, отдышавшись, снова кидались в огонь. Наконец, трос удалось закрепить.
Багнюк, отряхивая с себя лоскуты пламени, запрыгнул в кабину. Трос натянулся — самолет дернулся и волоком потащился по бетонному полю — позади оставалась дымящаяся дорожка, на ней выплясывали синие языки. Солдаты ведрами и лопатами закидывали огонь, но он пробивался даже через песок.
Они еще не кончили засыпать огненную дорожку, как очередной истребитель пошел на посадку. Бойцы врассыпную удирали от него — можно было подумать, что самолет атакует их.
Истребитель, брошенный на краю поля, все еще горел. В пламени четко обозначился каркас фюзеляжа и отставленные кверху шасси, как откинутые ноги мертвой птицы.
Кровь узкой полоской проступила сквозь нижнюю рубаху и мокрую гимнастерку. Рану начало саднить. Копылов, огибая летное поле, побежал к санитарной машине. Там уже стояла штабная полуторка, и Вика обкладывала примочками обожженное плечо и руку Багнюка.
Летчик, затихший, лежал на раздвижных носилках, выставленных прямо на землю, в тени машины — внутри будки была нестерпимая жара. Он весь был перебинтован и накрыт простыней. Только голова и лицо остались нетронутыми, да и то на правом виске ожог обозначился сыпью мелких пузырьков. Шура, присев возле раненого, поддерживала одной рукой его голову, другой давала ему пить из эмалированной кружки. Он уже напился досыта, но продолжал цедить воду через стиснутые губы и удивленно смотрел в склоненное над ним Шурино лицо. Потом отодвинул кружку и улыбнулся ей. Он уже примирился с ранением, входил во вкус своего нового положения и с удовольствием принимал заботы хорошенькой медицинской сестры. Чистое свежеобмытое лицо его медленно начинало бледнеть от потери крови.