Позади фронта [= Полевая жена] | страница 29

Меню, отпечатанное под синюю копирку на машинке с русским шрифтом, лежало на столике.

— Сперва принеси сосисок, батон и две бутылки пива, — потребовал Багнюк у вторично подоспевшего официанта. — Я пойду в машину, не стибрили бы чего, — прибавил он для Копылова.

Официант с бесцветной улыбкой выслушал солдата и повернулся к Копылову, давая понять, что склонен прежде всего выполнять распоряжения офицера.

— Принесите сначала ему, — подтвердил Федор, неохотно принимая навязанную ему роль старшего по чину.

— Одна секунда, — официант проворно крутнулся на каблуках и скрылся на кухне.

Возвратился он скоро, держа на вытянутой руке блюдо с сосисками, батоном, разрезанным надвое и двумя бутылками без этикеток, с проволочным прижимом.

— Сто злотых, — отчеканил он, не взглянув на шофера.

Багнюк не спеша расправил газету, свернутую для курева, переложил на нее сосиски и хлеб, бутылки рассовал по карманам.

— Вот твои злотые, — бросил на стол новенькую бумажку.

На всю эту сцену внимание обратил один Копылов, даже Шура ничего не заметила: она была занята собою, смотрелась в карманное зеркальце.

Цены на все были непомерно высоки, денег у Копылова с собой было немного, но хватило заказать на двоих сосиски и кофе и сто граммов водки — Шура отказалась от вина.

Исчезая в простенке, официант на ходу затронул ковер, и Федор с изумлением увидел, что никакой стены позади ковра нет — груды обломков, да наскоро сложенная из битого кирпича печь, на которой стоял котел и громадный чайник; две женщины в фартуках поверх вязанных кофт суетились под открытым небом вокруг печки. На всем лежал свет позднего дня, сквозь проломы и ниши в противоположной стене видно было проходящие по другой улице грузовики.

И сразу неразумной представилась странность чудаковатого поляка: зачем ему понадобилось открывать этот бар и торговлю на обесцененные деньги? Может быть, вовсе и не злотые для него главное, а отчаянная попытка вернуть видимость прежнего уюта наперекор войне.

Американец громко подозвал хозяина — тот моментально очутился у столика: он и среди тесноты ухитрялся быть расторопным, хотя вовсе не сновал и не торопился. Американцы заговорили враз, хозяин, интимно склонившись к ним, изредка вставлял слово, все трое улыбались с напряженной любезностью. Потом официант исчез и долго не возвращался. Зато явился сияющий и торжествующе выставил перед американцами бутылку шампанского. До этого он нес ее у груди, оберегая как драгоценность.