Позади фронта [= Полевая жена] | страница 30

— Второй фронт загулял. — Капитан артиллерист с соседнего столика компанейски подмигнул Копылову и вместе со стулом на полрасстояния подъехал к ним. — Рослые парни за океаном, — добавил он, повертываясь к Шуре. — Откуда только сюда попали? Из плена освободились — так не похоже.

Американец лет тридцати, откручивая проволоку, направился к их столику. Второй, помоложе, шел за товарищем, уставившись светлыми глазами на Шурочку. Оба подчеркнуто вежливо раскланялись, старший начал говорить.

— Пан офицер говорит, что они американские летчики — перегоняли самолеты для русских, — перевел поляк. — Они благодарны судьбе, что она в столь суровое время подарила им эту встречу. Они предлагают тост, пани, за вашу ослепительную красоту, и мужество славянских женщин, участвующих в войне.

Переводя чужие слова, хозяин истово улыбался Шурочке, показывая всем своим видом, что сам готов присягнуть во всем, что сказано.

Хлопнула пробка, американец разлил вино в пять бокалов.

— Скажите им спасибо, я тоже рада встрече с союзниками, — сказала Шура взволнованно.

Хозяин поднял бокал.

— Позвольте, пани, и мне выпить за вас. Поверьте, пан офицер, — прибавил поляк для Копылова, — вам не будет зазорно чокнуться с Владиславом Ставинским. Владислав Ставинский — это я. Ставинский был участником восстания: в моем подвале хранилось не только вино, но и оружие, которым мы били наших общих с вами врагов.

— Это он правду брешет, — подтвердил артиллерист. — Давеча бумагу приносил — наша комендатура выдала — там про это написано.

— Владислав Ставинский пред войной был в других странах, — продолжал поляк, воодушевясь от поддержки, — поверьте Ставинскому: краше славянских женщин нету.

Капитан поднял стакан с водкой, подмигнул Шурочке по-свойски, как русский русской.

— За вас! — и весело крикнул американцам: — Олл райт!

— Олл райт! — любезно согласились те, и выпили. Тотчас они заторопились, надели свои кожаные куртки на молниях, раскланялись с Шурочкой и вышли, отсалютовав на пороге остальным.

— Славные парни, — еще раз восхитился чуточку хмельной капитан.

Копылов, испытывая щемящую остроту нежности, смотрел на Шуру, в молчании допивающую вино.

Черные скелеты домов уплывали в сумрак. Федор не представлял, где среди этих пустынных развалин ютятся немногие из уцелевших варшавян. Детский плач негромко доносился из городских потемок.

Миновали КПП, и он пересел в кабину. Солнце багровым диском остывало на горизонте. Оно уже не отбрасывало теней. Асфальт прихватило тонкой ледяной коркой. Багнюк вел машину осторожно.