Не тут-то было. Материала, чтобы продолжать воспринимать стандартную, многократно виденную ситуацию, не было, иллюзия, вызванная моим огромным желанием, быстро потускнела и осыпалась, а сознание нехотя вернулось в суровую реальность. Видение благословенной аудитории в альма-матер исчезло, уступив место треклятому миру предков. Исчезло, да не совсем. Как ни странно, чувство облегчения осталось, а немного в стороне от тропы в сумраке полянки действительно находилось вполне материальное подобие стола, за которым восседал Вритрин собственной персоной. Профессор, в точности следуя своим обычным ужимкам и повадкам, деловито производил какие-то манипуляции. Я, для того чтобы рассеять сомнения, помассировал лицо и часто заморгал, стараясь прогнать наваждение. Так и есть – он. Правда, и Семеныч, и стол были пародиями на настоящих. Профессор был лохмат, бородат круче обычного, одет в нелепую помесь рясы с туникой и, что характерно, бос. Очки у него на носу довершали парад нелепостей и фальши. Составляющие стола также были необычны, но зато незатейливы: на двух пнях, спиленных относительно параллельно земле, покоилась каменная плита с плоской рабочей поверхностью, но совсем необработанными боковинами. Освещение создавал плавающий в жиру фитиль, дополняли натюрморт несколько мелких, трудно различимых предметов. Сам мой знакомец устроился на толстом цилиндрическом полене. Он некоторое время занимался своими делами, а потом все отложил, поставил локти на стол, сцепил кисти в замок и направил взгляд на меня.
– Да, да, Гордюков, это не обман зрения, я настоящий, – приветливо проговорил он. Очевидно, глаза у меня слишком вылезли из орбит, а челюсть сильно отвисла, раз он счел необходимым меня успокоить. Профессор достал откуда-то из своих закромов тыкву с водой и передал ее мне. Я залпом осушил половину и сразу почувствовал себя значительно уверенней.
– Похоже на правду, – сказал я, возвращая ему сосуд.
– Небось, не ожидал такой встречи?
Я пожал плечами и неопределенно улыбнулся. Просто я устал удивляться. Хватит с меня. Волны моих эмоций долго с остервенением накатывались на гранитную скалу таинственности происходящего, но все время беспомощно возвращались назад, рассеиваясь на тучи мелких брызг недоумения. Самостоятельно раскусить природу того бедлама, в который я попал, не получалось. Мне требовалась полная и объективная информация извне, но кто поручится, что те сказки, которыми меня здесь потчуют, не есть, ну сказки и есть. Но я – это я, моя жизнь – это моя жизнь, и я дал себе зарок тянуть как можно дольше, не отчаиваться, не сдаваться, и всегда исходить из своих собственных интересов. Правда, их здесь было не так-то легко и определить, но я пообещал себе стараться решать все проблемы с выгодой прежде всего для себя, в меру своих способностей и разумения. А профессор. Ну подумаешь! Теперь, даже если у меня вырастет хвост, я останусь спокоен и невозмутим, как в добрые старые времена.
