– Пить много не будем, – говорит он. – Так, просто посидим, время убьем.
Нам приносят первую бутылку водки и хилую закусь. Стук пластмассовых рюмок.
– Ну, за твои шестнадцать!
– Чтобы поездка удалась!
Юрик оставляет в рюмке половину содержимого.
Мы рассчитываемся за третью бутылку. Я с некоторым удивлением, но полон пьяной беззаботности, откладываю несколько крупных купюр. Предполагалось, что денег хватит надолго, но такими темпами они кончатся гораздо раньше. За окнами темнеет. Пашка и Серега громко спорят и выходят из вагона.
Мы с Юрой понимаем, что праздник себя исчерпал, и решаем проверить, освободились ли места. Старушки с узлами, женщина с тремя маленькими дочками испуганно вглядываются в наши хмельные физиономии. Остальные пассажиры, плохо скрывая презрение, медленнее, чем следовало бы, убирают ноги, освобождая нам проход. Свободны только две верхние полки. Мы взбираемся на них прямо в туфлях. На них грязно, в беспорядке навален хлам вроде подушек и матрацев. Мы кое-как устраиваемся. Юра подкладывает под голову куртку и пытается уснуть. Я добываю из сумки фантастический роман и пытаюсь читать в почти сумеречном освещении.
Я вижу мир глазами Юрика. Ему не спится. Он беспокоится о брате. Спрыгивает, пробирается из вагона в вагон, пьет невкусную воду из бака с краником. В поезд набилось еще больше народа. Люди на корточках сидят в тамбуре, тесно прижавшись друг к другу и своей поклаже. Наших друзей нигде нет. Наконец, он видит Пашку, угрожающим тоном беседующего с каким-то хлипким подростком. У Пашки блестящие глаза и раскованные, но неверные движения.
– Где живешь? – сурово вопрошает он.
Парень что-то бурчит.
– Города рядом, приеду – найду! – говорит Пашка, обращает внимание на Юрика и отпускает жертву.
– Где брат?
– За бутылкой пошел.
– Хватит вам пить.
– Да ладно!
Наблюдатель снова меняется. Теперь это неизвестная женщина, возвращающаяся из туалета. Она замечает двух неудержимо хохочущих молодых людей, стоящих в тамбуре. Между ними сидит невменяемо пьяный мужчина в шапке из ценного меха; склонив голову на колени, он спит. Еще недавно он пил с ними. Парни ломают язык, пытаясь придать произносимой абракадабре кавказское звучание. Их пальцы шустрят в шапке сидящего. «Алкашня», – думает женщина, проходя мимо.
Теперь я в теле Пашки. Он едва держится на ногах. Поезд стоит на глухой станции, где никто не выходит и не входит. Пьяного мужчину Пашка старается вытолкнуть на перрон. Его захлестывает беспричинная злость. Тело с ругательствами шлепается на бетонные плиты. Шапка в руках у Сереги, стоящего сзади с помутневшим взором.
