Холодея, я догадался, что это, должно быть, бог смерти Танатос и богиня колдовства Геката. Оружие я оставил перед отлучкой, да и насчет его эффективности в отношении адских существ я сомневался. Потовые железы, подстегнутые выбросом адреналина, в который раз за ночь выдавили из себя порядочную порцию противного липкого пота, кишки скрутило судорогой, и я поспешил скрыться от парочки столь высокопоставленных иерархов демонологии. Но последние, вероятно, не привыкли оставлять в живых свидетелей своих бесовских игрищ. Пока одна голова закатывалась от смеха, а вторая ублажала смертоносного Танатоса, третья голова, внимательно наблюдавшая за моим беспорядочным отступлением, презрительно скривила губы:
– Фас!
Изящная рука с когтями сорвала с груди ожерелье с нанизанными черепушками каких-то мелких животных и швырнула их мне вслед. Я, уже улепетывая, оглянулся и увидел, что черепа медленно набухают, одеваются мышцами и шерстью, принимая форму полукрыс-полусобак величиной с теленка. «Стигийские псы!» – подумал я, отдавая дань мифотворцам древней Эллады, будь они неладны.
Песики раздавались в плечах и разминали лапы, дожидаясь своих собратьев. В уши вонзился хриплый многоголосый лай. Стая начала преследование, собираясь нагнать меня и порвать на куски.
Завидев каменную лестницу с обрушенными перилами, я скатился по ступеням и юркнул в проход между стенами, выложенными из крупного булыжника у основания холма. Перепрыгивая через обломки колонн, я помчался дальше и остановился только у входа в скалу, выполненного в виде арки. Его охраняли сфинксы с головами ящериц. Я влип в обитую металлом дверь и, скуля от ужаса, повернулся к преследователям, понимая, что попал в ловушку, из которой мне не вырваться.
Псы, однако, легко преодолев расстояние до сфинксов, притормозили и, виновато покружившись рядом, невозмутимо рассыпались в прах. Не веря в свое спасение, я шагнул было от дверей, но тут коврик из пыли оформился в собачью пасть. Вздыбив загривок и оскалив клыки, полуиспеченный слуга Гекаты угрожающе зарычал.
Тут мне все стало ясно. Меня уже затравили, пригнали куда нужно, но лакомиться мной будет кто-то другой.
Изнутри каменного склепа дохнуло сквозняком, и двери со скрежетом отворились. Мне не оставалось ничего другого, как войти, полагаясь лишь на то, что все происходящее – продолжающийся кошмар в стиле художника Валледжо, нарезавшегося галлюциногенов.
Я шел по коридору, освещенному коптящими факелами. Главной достопримечательностью коридора была настенная роспись. У самого входа стены пестрели изображениями небрежно начертанных человеческих фигурок с луками и копьями. Иногда это были сценки охоты, когда фигурки забивали лошадь или бизона. Но чаще в центре круга, очерченного остриями копий, находилась другая человеческая фигурка. На смену этим зловещим памятникам увековеченной внутривидовой агрессии пришли нарисованные углем дородные грудастые телеса женщин-праматерей. В отличие от известных мне образцов культуры матриархата эти «мамаши» пробавлялись тем, что методично изничтожали свое потомство, то посредством харакири убивая плод, то предавая уже подросших чад расчленению и огню. Характер картинок оставил мне незабываемые впечатления. Меня стал пробирать легкий озноб от догадки о том, куда я попал.
