Мила выпрямилась на стуле и зло отодвинула тарелку, выплеснув борщ на скатерть.
— Не надо, — строго попросил ее Эмин, затем признался, что там, в Киеве, среди спокойных и расслабленных людей, он испытал вдруг сильную потребность выговориться перед любым чужим хорошим человеком. Он угостил тех девушек хорошим пивом в открытом кафе на углу Валов и Константиновской и рассказал им о сыне — о том, к примеру, как зимой этот мальчишка, первоклассник, отменил уроки в школе. Пришел всех раньше, встал у входа в школу и каждому, кто приходил, сообщал об отмене уроков из-за сильного мороза. И все верили; никто потом не разбирался, не ругался — просто удивились…
— А ты рассказал им, как он в Сочи прошлым летом притворился, будто утонул? — ревниво, но и требовательно спросила Мила.
— Конечно, рассказал! — заверил ее Эмин и развернулся ко мне. — Залез он в воду, побарахтался у берега, пока мы загорали… Увидел, мы не смотрим, вышел незаметно из воды и спрятался надолго за киосками… Я думал, мы умрем.
— Да, — согласилась, вспоминая, Мила и замолкла.
Шумела в тишине, глухо постукивая, стиральная машина. Наталья встала и раскрыла настежь дверь. Из темного сада дохнуло прохладой и хлынул в дом яростный стрекот кузнечиков.
Эмин очнулся и продолжил свой рассказ. Девушки, попив пива, не оставили его одного и проводили до Жулянской, где находится организация, занятая поисками пропавших детей. Оказалось, там отлично знают, что случилось, — знают и ищут.
— Еще бы, — сумрачно заметила Наталья.
— И вот что они дали мне, чтобы и мы, раз уж приехали, подключились. — Эмин раскрыл полиэтиленовый пакет, достал оттуда несколько апельсинов, упаковку сока, бутылку коньяка «Шабо», что-то съестное, завернутое в вощеную бумагу и, под конец, перетянутую резинкой стопку фотографий — из тех, что мы с Авелем оставили там, на Жулянской.
Я возвращался в темноте на базу со сложными чувствами, неясными мне самому. Надежды не сбылись, но и не рухнули пока. Наши фотографии были явно пущены в дело — но к нам и вернулись. День не закончился ничем плохим — но и ничто пока ничем хорошим не закончилось. Темный воздух был свеж, после дневной жары дышалось радостно, — но гремел, забивая слух тревогой, беспрестанный, нарастающий стрекот кузнечиков.
Вся следующая неделя не запомнилась ничем содержательным, достойным отдельной главы, кроме жары и нашествия гостей, разом понаехавших к Авелю из Львова, Полтавы, Тернополя и Минска. Я им всем, что ни день, устраивал рыбалку. Ловили с берега, с лодок и яхт, на водохранилище, на ближайших речках, на прудах или
