на семидесятилетие Октябрьской революции, товарищ Грикин сильно перебрал на банкете в ЦК партии. Выйдя из-за праздничного стола в туалет по малой нужде, «великий сын советского народа» не удержался на ногах и рухнул головой прямо в мраморный итальянский унитаз - помощников и охрану в партийных верхах в сортиры принято было не брать. Новый Генсек, ленинградский выходец Ромаков, оказался человеком хмурым, вспыльчивым и чрезмерно крикливым. В конце концов, это его и сгубило. Узнав, что информация о пьяном кураже его племянника в Грановитой палате попала на страницы зарубежных газет, Ромаков вызвал к себе министра иностранных дел и первого зампреда КГБ и устроил им разнос со швырянием папок в лицо и битьем кулаком по столу. Но, увы: на высшей ноте самого крутого и эмоционального выражения горячее партийное сердце Генсека не выдержало нагрузки и просто остановилось. С тех пор, вот уже восьмой год, страну, раскинувшуюся на просторах от Бреста до Владивостока и от Новой Земли до Кушки, твердой рукой вел к полной и окончательной победе коммунизма новый Генеральный секретарь - Кузьма Егорович Лихачев.
Жилин поднял взгляд. С портрета на стенде на него смотрел седовласый упитанный человек с округлым овальным лицом и по-старчески чуть приотвисшими щеками. Пепельно-серые брови над глубоко посаженными небольшими карими глазками Генсека слегка приподнимались к переносице. Это сочетание пухлых розовых щек и подчеркнутых густыми бровями почти затененных глаз делали Лихачева похожим на надувшегося от собственной значимости хомяка.
«Зверушка, - ухмыльнулся про себя Жилин. -Добродушный и ласковый хомячок с маленькой лапкой на красненькой ядерной кнопочке... Наш Кузя так любит, когда его хвалят и дарят ко дню рождения яркие цацки!»
Этим летом товарищ Лихачев получил очередную, уже шестую, звезду Героя Советского Союза, переплюнув таким образом личный рекорд своего предшественника - сентиментального и слезливого скромняги Леонида Ильича. Теперь шесть экземпляров высшей награды страны сияющей перевернутой пирамидкой украшали на всех официальных мероприятиях горделиво выпяченную грудь Генсека. Звание Генералиссимуса благодарные народ и партия дали Кузьме Егорычу еще раньше, как только над Кабулом рассеялся радиоактивный пепел, а гусеницы советских танков заутюжили баррикады поднявших голову «антисоциалистических элементов» в мятежных Праге, Варшаве, Кракове и Гданьске.
Жилин прошагал мимо вытянувшейся вдоль проспекта песчано-коричневой туши какого-то режимного института и перешел по подземному переходу к стеклянно-бетонной башне «Гидропроекта». Еще раз бросил стремительный взгляд назад, снова пытаясь отыскать за спиной «топтунов», а затем широким размеренным шагом двинулся по Ленинградке к седьмому учебному корпусу авиационного института.
