К тому времени, как менестрель добрался до башни, сил у него не осталось: выдохся, вымотался, перестал чувствовать и мороз, и кусачий ветер, перестал и видеть, и слышать — всё было как в тумане, сплошная белая пелена, а не сознание. Он почти ощупью отыскал дверь в башню и уцепился за засов, чтобы не снесло ветром. Через пару минут полегчало, менестрель смог оглядеться. Он стоял на крохотной заснеженной площадке возле двери в башню. Каменной двери с каменным засовом.
«Хватит ли сил её открыть?» — слабо подумал юноша, прижимаясь к ледяному камню лбом и переводя дыхание. Руками засов поднять не удалось, он присел, упёрся плечом. Сапоги скользили по наледи, ноги разъезжались, засов не подавался. Менестрель нащупал каблуком сапога щербину в камне, упёрся в неё, чтобы не потерять равновесие, и снова двинул засов плечом. Не сразу, но сдвинулся, и юноша толкал каменную балку до тех пор, пока она не вышла из паза. Засов грохнулся вниз, обрушив несколько ступеней кряду, следом хлынула настоящая лавина, откуда-то сверху нашедшая. Менестрель устоял чудом. С дверью тоже повозиться пришлось, она была ещё тяжелее засова, но менестрель приноровился и в час по чайной ложке приоткрыл её настолько, чтобы боком пролезть в башню. Прежде чем войти, проявил осторожность: подсунул между дверью и притолокой камень, что отыскался в снегу.
Внутри ничего не было, кроме лестницы, ведущей наверх, к каморке, в которой доживала век опальная принцесса. Стены были грубые, шероховатые, тронутые льдом. Лестница, также вырубленная из монолита, сохранилась хорошо, спрятанная от ветров и морозов за каменными стенами, но была такая узкая и крутая, что менестрель помедлил даже, прежде чем на неё вступить. Он запалил найденный факел, чтобы освещать себе путь: сломай он себе ногу, здесь и сгинет, потому что обратно уже не спустится, а искать его никто не будет. Разделять же участь замурованной принцессы в его планы не входило, ведь он обещал Дракону вернуться к следующей весне.
В каморку дверь была обычная, деревянная, да и то верно: к чему внутри засовы, когда башня на каменный заперта? Сердце менестреля забилось, он толкнул дверь и шагнул в каморку, освещая её факелом. Хватило и полувзгляда. Юноша пошатнулся, упал на колени, выронив факел, и с горечью воскликнул:
— И как мне с такой любовью соперничать?!
Имя дракона было повсюду: выцарапанное на каменных стенах, вырезанное на деревянных лавках, столе, стульях, балках, вышитое странными жёлтыми и белыми нитями на свитках, покрывалах, скатертях. Приглядевшись, менестрель сообразил, что это не нитки: собственными волосами вышивала принцесса имя возлюбленного дракона, прежде золотистыми, а потом и седыми, стало быть, до самой старости его помнила. Произносить его уж не могла, лишённая речи, но никто не мог запретить ей его повторять в мыслях и творить везде, куда доставала рука. Одно, недописанное, было в углу, возле каменного ложа, служившего принцессе постелью, и менестрель понял, что остановила руку принцессы сама Смерть.
