Избранное: Романы, рассказы | страница 6



Два, казалось бы, противоположных типа действующих лиц не только сосуществуют, но и взаимодействуют. Возможен даже переход фигур из одной категории в другую. За таким процессом интересно понаблюдать, например читая рассказ «Шум в ушах», который изображает тайную жизнь «обыкновенных» пражан, по ночам принимающих призрачный и страшный облик. Заметным становится сплетение сатиры с фантастикой и в «Кольце Сатурна», где представительница касты неимоверно плодовитых пасторских жен превращается в хлюпающую, шлепающую мокрую тень, продолжающую свое бесконечное и бессмысленное рукоделие даже после смерти, но уже — во вселенских масштабах.

Необычайная реальность, творимая в рассказах Майринка, предполагает особенное использование вполне обычных литературных приемов. В этой связи более всего важен гротеск как способ, необходимый для того, чтобы читатель воспринял изображаемый мир деформированным и дисгармоничным.

В ранних рассказах писателя прием гротеска, само присутствие которого не удивительно, играет специфическую, двойную роль. С одной стороны, что обычно для сатирического приема, гротеск у Майринка призван поколебать устои осуждаемой автором действительности, представляя ее лишенной смысла или нечеловеческой. С другой стороны, тот же прием помогает выявить и пугающий хаос, бессмысленность объективной реальности как таковой. Именно благодаря сочетанию этих двух задач возникает неповторимый «мир из обманчивых отражений», который, как кажется героям «Кольца Сатурна», есть лишь игра всесильного мага, установившего на неведомой высоте гигантские отражатели света.

Создавая ранние рассказы, Майринк продолжает традицию Э. Т. А. Гофмана и Эдгара По. И все же малая проза писателя в большей степени обнаруживает направленность на внешний мир, пусть даже и искаженный почти до неузнаваемости человеческим взглядом, внутренним миром личности, которая, подобно рассказчику из «Внушения», впадает в безумие, распадаясь на новых и новых двойников или их тени.

Под влиянием распадающегося сознания утрачивает целостность и сама художественная реальность. Она все больше становится похожей на игрушки из рассказа «Болонские слезки» — стеклянные капли, рассыпающиеся на мельчайшие осколки, если отломать тоненький, как нитка, кончик. По дробящемуся миру движутся персонажи, по-своему воспринимающие его и сами постепенно утрачивающие внутреннее единство.

Они кажутся слабыми, оторванными от корней и беспомощными. «Неужели вы не чувствуете, что нельзя помочь ослепшей душе, которая сама, своими таинственными путями, ощупью ищет дорогу к свету, быть может, к новому, более яркому, чем здешний?» Неслучайно именно этими словами повествователь предваряет рассказанную в «Болонских слезках» историю.