За вызывающие манеры и резкие выходки Майринка окрестили «пугалом для бюргеров», что, по-видимому, не только не смущало будущего писателя, но даже и вполне соответствовало его намерениям. Неудивительно, что он нажил непримиримых врагов, особенно среди офицеров, и собрал вокруг себя немало друзей, которые сумели по достоинству оценить незаурядную личность Майринка, его многогранные интересы и знания, распространявшиеся на области философии, естественных наук, религий и тайных учений.
К друзьям нередко присоединялись и почитатели так называемого «магического банкира», привлеченные его своеобразным юмором, любовью к сверхъестественному и удивительным талантом рассказчика. Как писал ныне, к сожалению, забытый пражский автор Пауль Леппин: «Актеры и поэты, банкиры и люди всех профессий принадлежали к тому обществу. Ведь блестящее искусство повествования, присущее Майринку, всегда притягивало толпы слушателей».
Однажды друзьям, прежде всего — Оскару Шмитцу, наконец удалось уговорить Майринка, и он начал записывать свои удивительные истории. Так и появились первые рассказы писателя. Они довольно быстро нашли путь к читающей публике, поскольку были напечатаны в мюнхенском журнале «Симплициссимус».
Впрочем, судьба первого манускрипта, присланного Майринком в редакцию, складывалась совсем не просто. Сначала рукопись, принятая за бред безумца, была отправлена в корзину для мусора, откуда ее чудом извлек главный редактор журнала: к счастью, редакционное заседание в тот день не было интересным, и скучающий Людвиг Тома развлекался тем, что концом трости ворошил бумаги в корзине, стоявшей у его ног. На глаза ему попался замечательный текст, который редактор в буквальном смысле, спас. Это был рассказ Майринка «Жаркий солдат», который сразу же, в октябре 1901 года, стал первой публикацией начинающего писателя.
По настоянию редактора к автору манускрипта обратились с просьбой прислать другие рассказы и с предложением стать постоянным сотрудником журнала. Таким образом, Майринк получил возможность оставить банковское дело и полностью посвятить себя сочинительству. Разумеется, он ответил согласием, со страстью принялся за работу и удивительно быстро прославился.
Однако успехи Майринка на литературном поприще не могли оградить его от нападок раздраженных пражских обывателей. Их скрытое недовольство сменялось агрессией, которая со временем становилась все более похожей на травлю. Майринка оскорбляли, подчеркивая его внебрачное происхождение, обвиняли во вредоносном колдовстве, в дискредитации армии, в разложении немецкой духовности и прочих смертных грехах. Наконец, он, не будучи евреем, подвергался гонениям за «пропаганду иудаизма» и стал объектом антисемитских выпадов; Майринк не снисходил до объяснений, считая ниже своего достоинства во времена погромов говорить о своем «стопроцентно арийском» происхождении.
