— Ну, всего.
— Всего, Серго. Скоро свидимся.
— Непременно.
Из темноты выступила та девушка-официантка и робко сказала:
— До свидания.
— До свидания. — Сергей Гаврилыч и ей подал руку, и отвернулся от нее так же спокойно и привычно, как и от других, и, взяв чемодан, пошел по сходням.
«Наверно, так и надо, — думал Русанов, идя за ним. — Кончилось одно, началось другое. И не надо оглядываться, и медлить, и пытаться утащить с собой хоть что-нибудь из того, чего уже нельзя взять. Лучше сразу оставить все там, откуда ушел, и уже больше не помнить потом и не сожалеть. Круто, в разные стороны — так все-таки, наверное, милосерднее…»
* * *
В гостинице все уже спали. Стучать им пришлось долго, пока в одном из окошек не зажегся свет, и чья-то тень скользнула по занавеске. Неуверенная рука раз и другой ткнула ключом в замок, дерматиновая обивка подалась назад, и их впустили.
В нос шибанул тяжелый дух жилья, густой и кислый, и кто-то громко храпел в одной из комнат — этот храп был слишком велик для маленькой деревянной гостиницы. Старушка, открывшая дверь, сонно смотрела на них, плохо понимая, наверное, кто они и зачем. Потом она прислонилась к стене и опять закрыла глаза, но когда они перестали топтаться и отряхиваться, она чуть шевельнулась и невнятно, как будто издалека, сказала:
— Мест нет.
— Совсем нет?
— Совсем.
— А что нам делать?
— Не знаю.
— Куда нам идти, старая? Ночь на дворе. Дождь.
— Не знаю. Мест нет.
— Мы не уйдем.
— Дело ваше. Мест нет. Вон даже в дежурке лежит один.
Сергей Гаврилыч кипятился, доказывал, что не может быть, чтобы совсем не было мест, говорил что-то про бронь и просил отдать ее им и, наконец, стал совать старухе деньги. Но она качала головой, не отделяясь от стены, и так же сонно, медленно отводила руку с деньгами…
Опять они были на крыльце. Сергей Гаврилыч курил и чертыхался. Русанов стоял молча.
— Что ж стоять, пойдем, борода… Тут не очень далеко живет одна…
Идти, наверное, действительно было недалеко, но дождь разошелся вовсю, и когда кончился поселок и деревянные дощечки тротуара, ноги сразу потонули в грязи. Грязь хлюпала, ноги разъезжались, чемоданы мешали идти, и дорога теперь казалась нескончаемо длинной. Вокруг была чернота, без огонька и без голоса, и только ногами Русанов чувствовал, что они лезут на какую-то скользкую гору.
Сергей Гаврилыч шел молча, спина его криво сутулилась, оттянутая вбок чемоданом. Вскоре он стал останавливаться, и если сначала он еще держал чемодан на весу, то потом уже без разбору ставил его в грязь и так стоял неподвижно, а в груди его что-то хрипело и булькало. Русанов попытался взять у него чемодан, но он не отдал.
